Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
апрель / 2017 г.

Повседневность снимать сложнее

Илья НАЙМУШИН — известный красноярский фотограф. В этой фразе есть некоторое противоречие. Имя Наймушина знают и высоко ценят в первую очередь профессионалы: он работает в крупнейшем мировом информагентстве, и в том числе по снимкам Наймушина люди представляют себе Россию.

Между тем нынешняя система ценностей, принятая в мировой репортажной фотографии, нередко вызывает у него отторжение. Об этом, а также о том, почему снять цветок на окне порой сложнее, чем сделать фоторепортаж с линии фронта, мы и поговорим с Ильёй.

— Как изменилась фотография за то время, что существует?

— За последние 25 лет изменения произошли намного более существенные, чем за предыдущие сто лет. Сейчас мы наблюдаем очередную техническую революцию, хотя основные принципы сохранились. Фотография произошла от классической живописи, и все каноны, которые существовали в классическом изобразительном искусстве — композиция, свет, тональность, цветовой контраст или цветовая гармония, — перешли в фотографию и сохраняются по сей день. Единственное принципиальное отличие — более ста лет назад фотография была статичная, фотограф должен был двадцать минут делать экспозицию. Если сейчас выдержка длится сотые или тысячные доли секунды, то тогда — несколько десятков минут. Репортажную фотографию снимать было невозможно. Модели позировали в неподвижных позах со специальными скрытыми приспособлениями для фиксации головы.

Ну, а когда появились высокочувствительные материалы — изменились принципы съёмки. И стала появляться репортажная фотография. А художественные принципы неизменны. Задача какая? Если мы говорим о пейзажной фотографии, то не просто какая-нибудь гора или замок, озеро, когда природа создала эту сцену, и от фотографа ничего не зависит: пришёл, нажал на кнопку, и всё. Для меня самые ценные фотографии — неповторимые. Если я могу повторить фотографию, ценность её ниже. Неповторимость же обеспечивается неповторимыми состояниями природы: радуга, особенный свет, облака, молния…

А неповторимость в работе фотографа-репортёра — поймать момент, который уже никогда не повторится. Причём вы должны снять кульминацию события и с нужного ракурса. В этом и заключается мастерство фоторепортёра: что именно считать кульминацией, как оказаться в нужном месте в нужный момент и так далее. Это вообще самое интересное и главное в моей профессии.

Фотограф, в отличие, например, от видеооператора, имеет привилегию остановить момент, вырвать его из потока времени. В этом же заключается ответственность. Ведь именно ты решаешь здесь и сейчас, какой момент истории останется запечатлённым, а что уйдёт навсегда. Это зависит от интеллекта, вкуса, культуры, личной интерпретации событий. Фотограф-журналист высказывается не словами, его язык — фотоснимки.

Безусловно, сейчас мы говорим о «чистой фотографии». Фотографию из «тёмной комнаты», монтажную, в том числе сконструированную на компьютерах, мы не обсуждаем.

— Вы её не признаёте?

— Я её признаю, но это иное искусство. Безусловно, в фотомонтажах и коллажах существуют свои шедевры. Но это не моё. Есть разные школы художественной фотографии и разные условия для фотографов, если речь не о репортаже, а именно о художественной фотографии. Возьмём для примера Британию. Страна относительно небольшая, фотографов очень много, а пространства ограничены. Основные достопримечательности сняты миллионы раз. И поэтому люди в поисках нового и индивидуального зачастую снимают какие-то фрагменты, состояния, отражения, игру света и тени, почтовые офисы, якоря, блики на воде и прочие концептуальные вещи.

Если же взять американскую фотографию — а Америка огромная страна, как и наша — там значительно шире возможности для фотографов, которые меньше заняты всякого рода концептуальными проектами. Но это не говорит о том, что вторые лучше первых или наоборот.

Результат зависит от конкретной личности. Многие знатоки фотографии помнят чешского фотографа Йозефа СУДЕКА. Он снимал в очень ограниченном пространстве из-за проблем со здоровьем: предметы в квартире, например, пустые бутылки на подоконнике, сцены вокруг своего дома, портреты. Печатал фотографии на старой бумаге, хранившейся в его диване, и... побеждал в крупных международных конкурсах.

— Когда вы начали заниматься фотографией профессионально?

— В конце 90-х. Но снимать я начал ещё в детстве — в 1972 году родители подарили мне фотоаппарат за успешные переходные экзамены в музыкальной школе. Вот с тех пор всё фотографирую и фотографирую, хотя начинал в журналистике и десять лет работал пишущим репортёром и газетным редактором. При этом не нуждался в поддержке фотокорреспондентов при работе над своими материалами.

На Колыме снимал, будучи редактором газеты. После этого в Казахстане, в Алма-Ате, был редактором отдела высшего спортивного мастерства в республиканской спортивной газете. Являясь мастером спорта СССР по парусному спорту, имел достаточную квалификацию для спортивной журналистики. Весь большой спорт Казахстана освещался через отдел, шефом которого я работал. И с удовольствием параллельно снимал на соревнованиях, с которых сам готовил репортажи, включая чемпионаты мира по разным видам. Писал и снимал все значимые соревнования конькобежцев на «Медео». Ездил в большие горы с выдающейся командой казахстанских альпинистов-высотников, которая в то время не имела равных в мире. О них я написал и проиллюстрировал цикл очерков «Гималайцы». А когда в августе 1993 года на Хан-Тенгри погиб один из суперальпинистов планеты Валерий ХРИЩАТЫЙ, я, находясь в этом районе Центрального Тянь-Шаня, собрал на месте горячий материал об обстоятельствах катастрофы, который был опубликован в «Советском спорте».

— А родом вы из Красноярска?

— Да. Учился в институте, а, оказавшись в академотпуске на год, устроился корректором в «Огни Енисея», грамотность у меня была на достаточно высоком уровне. Местная пресса есть местная пресса, был у нас один корреспондент, который настолько стилистически неграмотно писал, что легче было не корректировать, а заново переписать заметку. Редактор с ответсекретарём видели это и как-то раз сказали: а не хочешь сам по редакционному заданию подготовить публикацию? Отправили на большой ежегодный турслёт на Мане. Так состоялся мой дебют в будущей профессии — вышла корреспонденция с моими же фотографиями на целую газетную полосу.

Затем я служил на Тихоокеанском флоте, где, конечно, и фотографировал, и писал зарисовки и очерки в главную флотскую газету «Боевая вахта». Это была крупная ежедневная газета формата А2. В итоге стал её нештатным корреспондентом. Перед демобилизацией редактор отдела, который курировал меня, спросил: куда собираешься после службы? Я ответил, что толком не определился, может, в юристы подамся… Прежние планы связать жизнь с морем и парусным спортом изменились, а новый план ещё не сформировался. На что мой доброжелательный собеседник ответил: какой юрист из тебя получится — неизвестно, а хороший журналист может быть потерян, подумай! Я подумал и согласился.

Мне действительно нравится журналистика — это интересный и разнообразный образ жизни, каждый день новые места, события, люди. Пусть это далеко не самая высокооплачиваемая, но зато одна из самых интересных профессий.

— Тем не менее от журналистики вы перешли к фотожурналистике.

— Пришёл день, когда я захотел поменять своё амплуа. Чем дальше, тем больше мне стало нравиться работать именно фотокамерой, а не пишущей машинкой. Это произошло после возвращения из Алма-Аты в Красноярск. Коллеги, которые работают не в крупных центральных изданиях, а в местных, поймут, о чём я говорю. Цикличность задач, а главное — так называемое мелкотемье с годами становятся причиной равнодушия. А равнодушный журналист — плохой журналист.

А в фотографии значительно реже встречаются сюжеты, над которыми работать откровенно не интересно. И я ушёл в профессиональную фотографию.

— И довольно скоро стал фотографировать для агентства Рейтер...

— Никаких протекций. Во время губернаторских выборов 1998 года в Красноярск устремились журналисты многих крупных изданий, а я работал фотографом в штабе Александра ЛЕБЕДЯ. Познакомился со многими приезжими журналистами, в том числе с Сергеем КАРПУХИНЫМ, фотографом московского бюро Рейтер. Оказалось, что агентство не прочь иметь стрингера в Сибири. Сергей посмотрел мои работы, позвонил в Москву шефу...

Очень удачный кадр Ильи Наймушина

Очень удачный кадр Ильи Наймушина

Надо сказать, у крупных международных информационных агентств почти нет своих фотографов в регионах, они им просто не нужны. Событий мирового уровня в регионах почти не бывает, а для того чтобы снять повседневную жизнь, не нужно быть в каком-либо определённом месте. Социальные процессы повсюду плюс-минус одинаковые. Будь то маленький провинциальный городок или Москва — фото с людьми мало чем отличаются.

— Новейшие IT-технологии изменили подход к фотографии?

— Я бы сказал так: профессионалам техническая революция в фотографии принесла большую пользу, а любительской фотографии навредила, то есть уровень любительской фотографии значительно снизился, а профессиональной — вырос. Почему? Потому что настоящие фотографы — это не те люди, которые просто нажимают на кнопочку дорогих фотокамер. Раньше фотолюбители, чтобы получить слайд или фотоотпечаток, должны были очень неслабо потрудиться и много чего знать и уметь. Ручная экспозиция и ручной фокус, ограниченное количество материалов, выбор плёнки, у которой был смехотворный диапазон светочувствительности по сравнению с нынешней аппаратурой — от 32 до 250 единиц. В плёнке всего 36 кадров, экономить надо было каждый. И обидно было после всех затрат и усилий получить пересвеченные или недоэкспонированные плёнки, да и какие попало сюжеты старались не снимать.

Люди читали книжки, изучали теорию и практику. Самой популярной была плёнка чувствительностью всего 65 единиц, сейчас с таким ISO никто вообще не снимает, 800 и более чуть ли не в каждой «мыльнице» и смартфоне. Плюс широкий динамический диапазон. А нам для достижения нужного результата приходилось химичить в прямом смысле слова: с помощью хитрых проявителей компенсировать отсутствие возможностей плёнок. Создавать повышающие чувствительность или выравнивающие контраст проявители. Устранять вуализированность старой или некачественной фотобумаги. И так далее.

Имея в распоряжении чисто ручные камеры, фотокорреспонденты обязаны были уметь быстро принимать решения. Например, чемпионат мира по ледовому спидвею на «Медео». Несутся на тебя мотоциклисты на бешеной скорости, а у тебя автофокуса нет, автоматической экспозиции нет, есть только один кадр, без дублей. Надо поймать нужный момент, навести резкость и помнить про выдержку и диафрагму, которые ты должен изменить, если поворачиваешь камеру на 90 градусов. Всё это надо было держать в уме, и тем не менее получались хорошие фотографии.

Сейчас же — десять кадров в секунду, объект у тебя в постоянном фокусе, что обеспечивает следящий режим камеры, автоматически меняются параметры экспозиции... Не работа, а удовольствие, намного легче стало работать.

А обработка после съёмки? Вставил флэшку в картридер, и вуаля — можно отправлять файлы прямо с места съёмки в редакцию, а то и вообще по беспроводному каналу. В начале 2000-х, где бы я ни снял репортаж, нужно было ехать в Красноярск — проявлять плёнку, пока не закрылась лаборатория. Потом вернуться домой, отсканировать плёнку и уж только затем начать обрабатывать файл и отправлять его через модем, подключённый к проводной телефонной сети со скоростью один кадр за 10 минут.

А ещё раньше, когда Интернета не было, фотографы московских изданий ездили в аэропорт, передавали плёнки лётчикам, которых в Москве встречали представители редакций. Вот таким образом снимки выходили в центральных СМИ.

Технологии меняются на наших глазах. Был показательный случай на эту тему в 1998 году. Губернатор Лебедь через Северный полюс и Канаду летел в США. Я снял Лебедя в самолёте на аэродроме Красноярска непосредственно перед вылетом, проявил плёнку, отсканировал и отправил снимки в агентство. Самолёт летел порядка десяти часов. И когда Лебедь с сопровождением прилетели в Америку, они с удивлением увидели в американских газетах мой снимок. Это тогда произвело впечатление. Сегодня, понятно, таким никого не удивить.

— Сейчас снимает каждый, кто во что горазд…

— С одной стороны, это благо. Немыслимый ранее уровень доступности фотографии. Но обратной стороной феномена, как я уже говорил, становится снижение уровня любительской фотографии. А ещё более удручающим является традиционно невысокий уровень подготовки бильдредакторов, специалистов, которые отбирают фото для СМИ, полиграфии и рекламы.

Эта проблема в нашей стране всегда была острой. В Советском Союзе институт бильд-редакторов почти отсутствовал. Кто у нас становился редакторами и ответственными секретарями газет и журналов? Пишущие журналисты. Как пишущие они были мастерами, но визуально часто неграмотными. Нередко талантливые фотографы не могли опубликовать свои работы в советских изданиях именно по причине того, что редакторы не были готовы к оценке их нестандартных работ или фотосерий. Когда «железный занавес» открылся, целый ряд невостребованных у нас фотографов ушли в зарубежные издания, кто-то вообще стал звездой, как ПИНХАСОВ в агентстве Магнум.

— Что вам нравится снимать?

— Лично мне нравится природа — горы, море. Но я не имею возможности полноценно этим заниматься, потому что в новостях природа не нужна, только разве когда речь идёт о погоде.

Но и помимо природы существует много интересных объектов. Мне нравится сам творческий процесс, когда выходишь из дома с пустыми флэшками, а возвращаешься с изображениями, которые через несколько часов облетят весь мир. И некоторые получат топовые рейтинги в крупнейших изданиях разных стран, такие как фото дня, фото недели, даже фото года. Один и тот же снимок может параллельно выходить в знаменитых газетах и журналах. Например, в «The Gardian», «Paris Match», «The Washington Post», «Stern» и т.д. Немало моих фотографий распространяются и в российских изданиях, агентством РИА Новости.

— Сейчас становится востребованной профессия военного фоторепортёра...

— Я с большим уважением отношусь ко всем профессионалам, тем более — к военным корреспондентам. Но вот что хочу сказать. Одно дело, когда этим занимаются зрелые умственно профессионалы, и совсем иное, когда на войну рвутся ради самопиара, ради карьеры, ради желания получить сенсационные кадры без глубокого осмысления этого страшного явления. Ни один здравомыслящий человек не может желать снимать войну. Это подтверждают многие опытные военные репортёры. Так же, как и катастрофы, разбитые самолёты, взрывы на шахтах и т.д.

Единственным мотивом работать на войне и на месте техногенных катастроф, по моему мнению, является задача показать отвратительную природу процессов, которые приводят к войнам и катастрофам. А если человек едет на войну, чтобы смаковать сцены смерти и разрушений, а такое бывает, особенно среди молодёжи, — это ненормально, недостойно и непрофессионально.

Меня Господь пока уберёг от съёмок на войне, но приходилось работать на катастрофе Саяно-Шушенской ГЭС, на авиакатастрофах, на шахте Октябрьской, на больших пожарах и в других местах, где гибли люди. Могу сказать, что качественно снимать мирную повседневную жизнь гораздо сложнее, чем такие вот жуткие сцены. Ведь куда ни поверни объектив — всюду то, что шокирует. Но важно — как сделать. Легче всего отснять натуралистично с максимальной жестью, как сейчас любят говорить, и совсем другой подход — показать не напрямую, а как-то ассоциативно, вызвав у зрителя мысли и чувства, которые должны соответствовать явлению.

Я изучал фотожурналистику, зарубежную в том числе, ещё в те времена, когда и Интернета не было. Помню интервью с бильд-редактором одной британской газеты, которая получила профессиональную премию года за лучший фоторяд. И бильд-редактор сказал, что одна из причин успеха заключается в отказе от демонстрации мёртвых тел в кадре. Фотограф должен найти какие-то косвенные варианты, чтобы показать смерть, не показывая смерть. Это решает задачу — вызвать отклик на событие, но не разрушать психику читателя. Только неадекватные люди могут разглядывать ужасы и получать удовлетворение.

— Тогда как вы относитесь к тому факту, что фото убийства российского посла в Турции Андрея Карлова завоевало первое место на конкурсе WorldPressPhoto?

— Я даже писал об этом в Фэйсбуке, комментировал эту новость и вступил в дискуссию с некоторыми московскими фотографами. Отношусь отрицательно, и не я один. Я вообще для себя давно не считаю конкурс WorldPressPhoto каким-то эталоном в фотожурналистике. Это ведь не официальный конкурс под эгидой, например, ЮНЕСКО или ООН. Это частный проект, который просто назвали удачно — Мировое Пресс Фото. Я проанализировал результаты конкурса за последнюю четверть века и пришёл к выводу, что часто здесь отдают победу вовсе не лучшим работам, а наиболее конъюнктурным или шокирующим. Более того, я беседовал с одним из членов жюри WPP, и он рассказывал о методике отбора лучших фото. Поверьте, методика такова, что многие достойные работы жюри просто не в состоянии анализировать.

— Фотография убийцы Карлова эффектна...

— Это конъюнктура в чистом виде, констатация факта и не более того. И назвать это самым лучшим, что сняли все фоторепортёры мира за год, — ну разве можно? Да, понятно, это уникальный момент. Разумеется, любой фотограф должен был, оказавшись там, попытаться это снять и опубликовать. Но решение жюри вызывает большой вопрос. Помимо сомнительности снимка как Гран-при года это ещё и элементарная пропаганда экстремизма.

Несколько лет назад Гран-при WWP получила фотография афганской женщины, которой талибы отрезали уши и нос. Я этого не понимаю. Репортажная фотография, несмотря на документальность, должна быть произведением искусства, если она претендует на победу в крупном конкурсе.

Елена НИКИТИНСКАЯ