Генри Форд как-то сказал: «Размышления — это самая трудная работа, видимо, поэтому ею занимаются так мало людей». Настоящая фотография — не бездумное нажатие спусковой кнопки затвора, это — размышление. Фотограф Динара ХАФИЗОВА взяла в руки фотокамеру 8 лет назад, и за это время прошла путь от пресс-фотографа в провинциальной газете до мыслящего автора, серьёзно занимающегося фотожурналистикой и андеграундной фотографией. Как время и люди меняют фокус зрения фотографа на окружающую действительность, и как он меняется сам?
Об этом нашему корреспонденту рассказывает сама Динара, комментируя свои фотографии разных творческих этапов.
Фотографией я занимаюсь достаточно долго, но считаю, что вдумчиво и серьёзно начала подходить к ней полтора года назад. В 2008 году я побывала на мастер-классе в Индии у Сергея МАКСИМИШИНА, который открыл мне глаза на то, что существует настоящая фотография, авторская фотожурналистика. В Томске и Красноярске я долгое время занималась пресс-фотографией, которая зачастую служит просто иллюстрацией к событию, у неё нет глубины и содержательности, а мне как раз и захотелось делать серьёзные, вдумчивые, не новостные снимки. Конечно, до этого я была знакома с фотожурналистикой, смотрела работы мировых фотографов, читала о фотографии, которая стремится не только развлекать… Но то был взгляд со стороны. Мастер-класс Сергея Максимишина в Индии был переломным моментом, по-настоящему погрузил в мир авторской фотографии. Я выбрала тему — «Гоа в жёлтом», над которой работала неделю. Удалось почувствовать определённую свободу в работе, т.к. в Индии, в отличие от России, люди легко идут на контакт с фотографом, это очень красочная страна, экзотическая, интересная для фотографирования. Съёмки были важны именно погружением в технологию современной фотожурналистики и осознанием, что мне хочется ею заниматься.
Пресс-фотограф приходит на съёмку как сторонний наблюдатель, часто ни с кем не общается, не сопереживает, а просто делает своё дело и уходит. Журналистские фотоистории создаются немного по-другому, и это я поняла на практике. В 2008 году я работала над серией о 20-й больнице Красноярска, и это для меня был новый этап в плане общения с людьми, потому что я понимала: прежде чем снять искреннюю и интересную фотоисторию, нужно узнать своего героя, прочувствовать его ситуацию, научиться сопереживать, разговаривать с ним. Во время съёмок в больнице в травматологию привезли мальчика-сироту Вадима, про которого мне и захотелось снять историю. Потому что я искренне сопереживала ему, вспоминая, как в детстве было невесело лежать в больнице, даже несмотря на то, что меня навещали родители. С Вадимом было непросто общаться, сложная судьба сделала его замкнутым, ранимым, чутким, недоверчивым. Он тяжело переживал боль, перевязки, лечение, по 40 минут мог стоять в углу или лежать под подушкой. Общение с ним при съёмке было важным этапом, я поняла, что фотограф должен быть хорошим психологом, чтобы лучше понимать своих героев и делать искренние фотоистории.
В 2008 году я побывала на летней фотошколе в Санкт-Петербурге, на мастер-классе Игоря ЛЕБЕДЕВА (теоретик и историк фотографии), узнала, что у любой серии должна быть объединяющая мысль, идея, нарратив, и что сегодня работать интереснее с проектами, а не с одиночными кадрами. После я сделала серию на социальную тему в фотостудии. Первоначально идея опиралась на кожаные кресла в квартире моих родителей, которые навели меня на мысли о том, что люди циничны и жестоки, когда используют кожу животных для создания мебели. Думала, что серия будет о людях и окружающей их дорогой мебели, но потом идея трансформировалась, и появилась мысль посадить в дорогие кресла разные интересные пары: молодую женщину со своей дочерью-подростком; женщину — банковского работника и мужчину-автослесаря, которые собирались пожениться; хозяина бутика и его подругу-стриптизёршу из ночного клуба и другие пары. Тема кожаных кресел ушла на второй план, потому что для меня стали важнее люди, которые в них сидели. Делать яркие социальные портреты оказалось интереснее.
В 2009 году я делала серию об инвалидах. О Георгии ЛОПАТИНЕ, который организовал на собственном энтузиазме Федерацию инвалидного спорта в Сибири, и о его небольшой команде. Отношение нашего государства и общества к инвалидам непростое, формальное, равнодушное, их стараются не замечать. Эта социальная тема кажется мне очень важной. Георгий и его друзья сильно хотели попасть на паролимпийские игры, сами соорудили боб (железное кресло с лыжами) и стали ездить, когда хватало денег на бензин, за 200 км на свою базу — в брошенную деревню.
В те дни, когда я снимала, стояли морозы под -30, и лыжи отказывались скользить. Ребята натирали их обычной свечкой и до глубокой ночи тренировались по очереди.
Мне очень нравится эта фотография. Лес на ней зловещий, какая-то зубастая чёрная полоса как преграда, маленькая звёздочка в небе… некая ситуация конфликта, проблемы, которая есть между обществом и людьми с ограниченными возможностями, метафора сложности жизни этих людей.
Для меня важно, что в этом снимке есть моё собственное высказывание о непростой теме, есть мой авторский взгляд с подтекстом.
С конца 2009 года я активно участвую в образовательной программе по фотографии «Сибирский характер». К нам приезжают крупные мастера из Москвы, Санкт-Петербурга, из-за рубежа, и я прекращаю фотографировать, так как с каждым новым лектором у меня происходят значительные изменения и рост в понимании сложного процесса в современной фотографии. И только после недавнего мастер-класса Томаса Вернера (профессор фотографии из Нью-Йорка, Парсонской школы) у меня появилась первая работа, к которой я стремилась.
Работая по заданию Томаса, я сделала две серии портретов, снимая моржей. В первой, традиционной, всё было по правилам: мои герои находились на перед-нем плане, снимок был чётким и резким, сразу становилось понятно — чем занимается мой герой, что его окружает.
Вторая серия, которая важна для меня, получилась с другим эффектом! Мои герои были в расфокусе, и, смотря на фотографию, нельзя было сходу её прочесть и понять.
Эксперт Олег Суслов так прокомментировал эту «размытую» серию: «Что случилось, когда ты просто убрала резкость на герое? Сразу же включился второй уровень восприятия. При разборе произведения всегда есть несколько слоёв. Первый — для массового понимания любого произведения: фильма, картины, фотографии. Второй — уже более сложный, в некоторых произведениях есть третий, четвёртый и больше слоёв. Убрав резкость с главного героя снимка, ты использовала простой, но действенный способ языка современного интеллектуального искусства. Обыкновенный зритель зачастую воспринимает это как брак. Но если зритель всё-таки решает вглядеться в снимок, и у него получается понять его, это и есть выход на второй уровень. Твой приём рождает в голове образы. Вот на берегу Енисея стоит человек, он вроде бы сейчас здесь, а вроде бы — уже теряет реальные очертания, становится чем-то вроде воспоминания… Человек, которого поглощает город».
Для меня в этой серии был важен выход именно на новый уровень в построении изображения, которое заставляло зрителя думать.
Беседовала Анна МЕРЗЛЯКОВА