Не добреньким, а справедливым

— Я родилась и выросла в Красноярске. Это мой родной город, всегда с удовольствием возвращаюсь сюда из поездок, скучаю в путешествиях.

— Вы из медицинской династии?

— Нет, никто из родителей в медицине не работал. Мне кажется, что каждый человек должен родиться с каким-то предназначением. Осознанное желание стать врачом у меня появилось лет в шесть. И все игры были связаны с этой тематикой. Возможно, повлиял такой момент: мой любимый дедушка умер, когда мне было три года. И я думала: вырасту, стану врачом и всех вылечу.

— А почему именно хирургия?

— Считается, что хирургия — неженское дело. Но в институте на первых курсах одним из любимых предметов стала анатомия. Желание стать хирургом пришло на втором курсе. Хотя и школьницей я видела себя в операционной. Хотелось узнать свои возможности: станет ли мне плохо, когда посмотрю на открытую рану, будет ли дурно от вида и запаха крови? Помню свою радость от пребывания в операционной ещё в школьном возрасте, ощущения не подвели, и появилась некоторая уверенность в правильности сделанного выбора!

— Как вы оказались школьницей на операции?

— Раньше старшеклассники посещали УПК (учебно-производственный комбинат — ред.). Можно было попробовать себя в какой-то профессии. Кто-то записывался в секретари-машинистки, кто-то в швеи-мотористки, а я хотела проверить себя в медицине. Наш УПК такой возможности не предоставлял, но родители договорились, чтобы я ездила на другой конец города — в детскую больницу №5. И так сошлись звёзды, что меня брали в операционную. Это было везение, ведь другие во время занятий журналы заполняли, инструменты раскладывали, находились на других локациях клиники.

В институте при каждой кафедре были тогда и существуют сейчас студенческие научные общества. На втором курсе я пришла на кафедру общей хирургии.

— На вашем курсе ещё кто-то из девочек выбрал хирургию?

— В абдоминальную хирургию из нашего научного общества пришла только я. Интересно, что сейчас ситуация изменилась. Я работаю профессором на кафедре госпитальной хирургии имени профессора А.М. Дыхно, ежегодно мы обучаем в клинической ординатуре по специальностям «Хирургия», «Колопроктология», «Эндоскопия», «Торакальная хирургия» выпускников, из которых готовим сертифицированных специалистов-хирургов. В этом году у нас в составе один парень, остальные девушки. Для сравнения: во все прошлые годы было наоборот.

Сложно сказать, почему произошло такое гендерное перераспределение и как долго это явление продлится. Такая ситуация, повторюсь, у нас впервые. Всё-таки хирургия всегда привлекала парней, и у нас на счету уже много подготовленных нами талантливых хирургов.

Думаю, что в хирургии случайных людей быть не должно. Эту специальность выбираешь осознанно. Ведь тебе постоянно приходится терпеть лишения: меньше приходится спать, есть, гулять. Готов ли ты к этому — определяет человек, а не его пол.

— Какими качествами должен обладать хирург?

— Часто нашу специальность сравнивают с профессией пилота. Лётчик отвечает за жизни сотен пассажиров, находящихся на борту. Он должен молниеносно вникнуть в любую возникшую нештатную ситуацию. Это могут быть сложные погодные условия, отказ и поломки бортового оборудования. В эти минуты всё зависит от скорости принятия верного решения.

В хирургии так же: у тебя должен быть интеллект, знание анатомии и патологического процесса, устойчивая психика и хорошие мануальные навыки. Ситуации в операционной бывают разные, и нередко приходится принимать решение здесь и сейчас. Нет возможности посоветоваться, отложить на завтра. Поэтому важны стрессоустойчивость, быстрота и взвешенность принимаемого решения относительно дальнейшей тактики оперативного вмешательства, отсутствие режима «паники».

Но это всё ничего не стоит в операционной без хороших мануальных качеств. Хирургия — это интеллектуально-мануальное искусство.

В жизни ведь тоже все люди разные. Кто-то виртуозно вышивает, рисует, лепит, а у другого пальцы не в состоянии даже пуговицу пришить, мелкая моторика не развита. У некоторых есть физиологический тремор пальцев рук. Это всё отфильтровывает: ты можешь быть психологически готов, прекрасно знать анатомию, но руками работать не получается — ровный шов наложить и так далее. Не зря говорят: у хирурга глаза на кончиках пальцев.

— Профессия с годами изменила вас?

— Мне кажется, что в генеральном плане профессия изменить не может. Хирургия берёт людей определённого замеса. Я часто шучу, что с возрастом характер только ухудшается. На самом деле ты становишься более требовательным. По-другому относишься к пациентам: важно быть не добреньким, а объективным и справедливым.

Допустим, к тебе приходит пациент и просит выполнить сложнейшую операцию, к которой он, по объективным причинам, не готов. Крайне важно не идти на поводу. Чётко разъяснить пациенту стратегию подготовки к операции, хотя выполнять необходимое порою сложно.

Опыт научил доверять своим глазам, объективно оценивать факты, а не подчиняться только эмоциональному порыву и желанию быть добрым. Становишься более принципиальным и жёстким, тебя реже можно обмануть.

Иногда пациенты говорят неправду. Например, уверяют, что выполняли все рекомендации, однако объективные данные говорят об обратном. Я вижу это.

В операционной выполняешь меньше лишних движений, этого требуешь и от команды. У каждого хирурга своя стратегия работы во время операции. На результат серьёзно влияет время. Чтобы не затягивать процесс, команда, с которой работаешь — анестезиолог, ассистенты, медсёстры, — должна действовать слаженно, знать ход операции, быть готовой к возможным нештатным моментам.

Я всегда предупреждаю заранее, что мне может потребоваться в ближайшее время, чтобы инструмент был под рукой, не было суеты, и всё шло в рабочей спокойной обстановке. С опытом появляются точность формулировок, последовательность действий. Я всегда стараюсь предвидеть возможные сложности, но готова и к неожиданностям. Мы все готовы.

— Краевая больница — ваше первое место работы?

— Нет, сюда я пришла в 2011 году. Так сложилось, что мой карьерный путь всегда состоял из двух параллельных частей — практической хирургии и научно-педагогической деятельности на кафедре.

Когда училась на втором курсе ординатуры, на кафедре общей хирургии освободились 0,25 ставки для ассистента. Мне предложили преподавать. Я не обрадовалась, ведь будет меньше времени для работы в операционной, но согласилась. Сейчас понимаю, какое это было лестное предложение и оказание доверия одновременно!

Замечательно, когда хирург не просто выполняет какой-то спектр операций, но может объяснить свои действия другим, научить ещё кого-то работать. Да и ты сама постоянно расширяешь свой диапазон знаний и умений, имеешь возможность читать литературу. Говорят: если можешь объяснить простыми словами то, что делаешь, значит, ты реально это постиг.

— Вы помните свою первую самостоятельную операцию?

— Конечно. Моим первым рабочим местом была седьмая городская больница. Я пришла в неотложную хирургию, были постоянные дежурства, плановые операции. Это отличная школа. Считаю, что каждый хирург должен проходить через неё, потому что в любую минуту поступают самые разные пациенты. Ты ничего про них не знаешь, должен быстро сориентироваться по клинике, лабораторным обследованиям, поставить диагноз, принять правильную лечебную тактику, при необходимости — немедленно оперировать.

Мои дежурства в этой больнице начались ещё на втором курсе. На первой операции я была ассистентом. Это был пациент с ранением в грудную клетку, надо было выполнить торакотомию — открыть грудную клетку, посмотреть, какие органы повреждены, ликвидировать ранение. Ушить раненое лёгкое и, может быть, сердце. Я была совсем начинающим специалистом, а ситуация довольно сложной. Но справилась.

Помню первую самостоятельную операцию по удалению аппендикса — на четвёртом курсе. Перед операцией ходила за «взрослыми» интернами, ординаторами, спрашивала: что самое сложное? Один говорит: «Унять внутреннюю дрожь в руках и сделать первый разрез самостоятельно». До этого я много ассистировала, видела, как работает хирург, но сама этого не делала. Операция началась. Я ждала: где эта дрожь? Было ощущение, что оперирую не первый, а сто первый раз, и внутренняя уверенность. Чувствовала себя прекрасно.

— Почему ушли из неотложной хирургии?

— Работала там довольно долго: дежурства, плановые операции. Однажды поняла, что этим «наелась». Умею выполнять весь этот спектр действий, и работать так больше мне не интересно. Да, это труд для выносливых. Но хотелось более сложной плановой хирургии, чтобы думать, совершенствовать мануальные навыки.

Мне посчастливилось перейти в краевую больницу, на кафедру госпитальной хирургии. Это был серьёзный шаг. В той клинике меня знали, там я выросла со студенческих времён. Сюда пришла в статусе действующего хирурга, доктора медицинских наук, профессора. Это значит, что к тебе предъявляются серьёзные требования. Невозможно просто прикрепить табличку на кабинет «Я — крутая». Здесь все такие, докажи это у операционного стола.

За эти годы мы серьёзно подняли направление герниологии (оно занимается грыжами передней брюшной стенки, диафрагмальными грыжами — ред.), эндоскопической хирургии (операции через проколы— ред.). Завели новые технологии, теперь соответствуем мировому концепту.

Мы проводим обучающие мастер-классы для хирургов больниц Красноярского края. Разработана единая стратегия. Она позволяет действовать слаженно и единообразно во всех клиниках региона при диагностике, формулировке диагноза и выборе тактики лечения пациентов с грыжами передней брюшной стенки. Если возникают трудные ситуации, доктора консультируются с нами, самых сложных пациентов направляют к нам.

Важно постепенно вводить единые стандарты на лечение тех или иных заболеваний. Это касается и эндоскопической хирургии. Сегодня многое завязано на малоинвазивные методики, когда операция выполняется не через разрезы, а через проколы. У нас был проект по обучению хирургов этим технологиям.

— Понятно, что малоинвазивные операции комфортны для пациентов. А насколько сложно хирургам осваивать и использовать такие методики?

— Все высокие технологии более весомы с точки зрения финансов и энергозатрат. Но для больных это благо, а мы всегда двигаемся от пациента. Поэтому современная хирургия движется в сторону минимальной инвазивности. Но это требует и более совершенных способностей.

Каждый хирург должен уметь выполнять простые вмешательства. Но есть более тонкие, сложные операции, результат которых зависит от того, кто их проводит и сколько всего было выполнено подобных вмешательств этим доктором. Естественно, что пациенты хотят попасть к специалисту, который делает их лучше других. Но у каждого врача когда-то была его первая операция. От того, насколько она оказалась удачной, зависит, будет ли он дальше работать в этом направлении или не решится. Многое зависит от удачи, лёгкой руки, моральной готовности хирурга.

Каждый хирург должен понимать риски, когда идёт на операцию. Чем сложнее вмешательство, тем выше вероятность возникновения внештатных ситуаций. Один хирург может отказаться брать пациента, потому что риски слишком высоки. И это его право. Другой скажет: давайте попробуем. Большинство инноваций идут от этих смелых людей, которые могут брать ответственность за себя и пациента.

— Разве врач может отказать пациенту в проведении операции?

— Может, если мы говорим о плановой операции, а не о неотложной, когда хирургическое вмешательство необходимо по жизненным показаниям, несмотря ни на какие риски.

Операции планируют, чтобы достичь максимально хорошего результата. Проводится оценка состояния больного, изучаются характер и особенности его патологии, планируется техническое обеспечение операции и наркоза, послеоперационный период, реабилитация. Мелочей здесь быть не может.

Сегодня сложилась тяжёлая ситуация. Множество людей оценивают любое осложнение как халатность или намеренную ошибку врача. Меня это возмущает.

В подавляющем большинстве случаев причинами осложнений становятся стечение обстоятельств, особенности организма пациента, его реакции на те или иные вмешательства. Эти реакции трудно предвидеть.

Не нужно рассматривать врачей как агрессоров: взяли скальпель и хотят навредить. Наша работа — из самых ответственных. Каждое осложнение врач переживает и старается с ним справиться. А необоснованные обвинения уже заставили многих хороших врачей разочароваться и уйти из специальности. Это, кстати, отбивает и у молодёжи желание идти в хирургию. Сначала ты долго учишься, не спишь ночами, дежуришь, часами стоишь у операционного стола. Потом наблюдаешь пациента, пока не закончился клинический случай, ведь есть периоды и ранних, и поздних осложнений. Реагируешь на ночные звонки, всё бросаешь и в любое время летишь в клинику, если что-то идёт не так. В такие моменты не принадлежишь себе. А тебя обвиняют.

— Вы оставляете пациентам свой личный номер телефона?

— Оставляю. Однажды не совсем психически здоровый пациент начал терроризировать меня по телефону. Но это единичный случай. Всё-таки состояние пациента — наша ответственность, и мы стараемся быть на связи. В целом у меня сложились прекрасные отношения со многими пациентами. Есть те, кого я оперировала много лет назад, и до сих пор они звонят, поздравляют с праздниками.

Приятно, когда тебя находят не потому, что что-то заболело (хотя это нормально), а потому что тебе благодарны. Эта эмоциональная отдача необходима врачу.

— Вы считали, сколько операций выполнили?

— Посчитать невозможно, их тысячи. Начался новый год — провожу по две-три операции в день. Плюс постоянные консультации, консилиумы, осмотры. Некоторые вмешательства в нашем отделении выполняю только я, пациенты ждут очереди.

Я не боюсь сложных случаев. Недавно обратился пациент, который длительное время не занимался лечением. За помощью пришёл, когда ситуация совсем ухудшилась: весь желудок из брюшной полости «ушёл» в грудную клетку, стал сдавливать соседние органы, стало невозможно питаться. Это был сложный и редкий клинический случай. Многие отказали в лечении этому больному, но наша команда решилась помочь, причём применив лапароскопический доступ — через проколы. И всё получилось. Кстати, проявил себя и закон парных случаев: сразу после этого пациента пришлось оперировать ещё двух с подобным патологическим процессом.

Если не пробовать себя каждый раз на прочность — не вырастешь в профессиональном смысле. Мне всегда хочется нового объёма, специфики, сложности. Когда делаешь только понятные вещи, они становятся рутинными, это скучно.

— К врачу приходят с болью. Получается ли не брать её на себя?

— Иногда да, иногда нет. Надо стараться сохранять спокойствие, это часть профессии. Мои избыточные эмоции никому не помогут.

К нам, хирургам, обращаются, когда уже никакие таблетки, порошки, заговоры не помогают. Бывает, понимаешь: будет архисложно, но надо брать пациента. Сейчас я готовлю к операции женщину с грыжей гигантских размеров, у которой тяжёлая сопутствующая патология, ВИЧ, туберкулёз кишечника. Другие врачи от этой пациентки отказываются, а операция ей необходима. Значит, эта пациентка — моя.

— Насколько пандемия усложнила работу?

— Пандемия и усложнила, и научила одновременно. Когда были первая и вторая волны, остановилась вся плановая помощь, мы оперировали только по неотложным показаниям. В результате увеличилась доля пациентов с запущенными заболеваниями. Они большим потоком поехали к нам в «окно» между первой и второй волной. Мы на практике увидели, как может прогрессировать болезнь за короткий промежуток времени. Кроме того, на фоне пандемии увидели случаи психозов, нарушений нервной системы. Для нас это тоже наука, теперь умеем распознавать такие случаи.

— Вы строгий преподаватель?

— Да. Как-то у меня даже была номинация от студентов — «Строгая и справедливая». Я понимаю, что далеко не все из старшекурсников, которые приходят к нам на кафедру, собираются стать хирургами. Но элементарными знаниями, касающимися нашей специализации, они должны обладать.

— Гордитесь своими учениками?

— Безусловно. Ты учишь их мастерству, раскрываешь свои секреты. А потом с удовольствием наблюдаешь, как они растут. Гордость берёт, когда они превращаются в отличных специалистов, защищают диссертации. Когда их хвалят коллеги, благодарят тебя за то, что таких ребят на кафедре вырастили и воспитали.

— Бывают моменты в отпуске, когда вы полностью отстраняетесь от работы и отключаете телефон? И как любите отдыхать, как восстанавливаете силы?

— Нет. Не бывает так, чтобы мне не надо было отвечать на звонки. Коллеги могут советоваться, я всегда готова помочь.

Порой к выходным эмоционально изматываешься. Но выгорания нет, я действительно получаю удовольствие от работы.

Люблю выезжать за город. Люблю выспаться хотя бы раз в неделю. Люблю активные виды спорта, хотя для них сложно найти время в графике. Ещё же надо и мамой поработать, и какие-то домашние обязанности выполнять: готовить, уроки проверять. А жизнь расписана по минуткам.

Приобретение прошлого года — с лета два раза в неделю я стараюсь заниматься большим теннисом. Потому что должен быть эмоциональный выход, другая физическая нагрузка. Считаю эти занятия достижением в качестве своего ресурса.