Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
ноябрь / 2021 г.

Население — это живущие «на селе»?

Только завершилась Всероссийская перепись. Итоги будут известны позже. А меня вдруг заинтересовало её название — перепись НАСЕЛЕНИЯ.

Село уходит и уходит, а кушать хочется всегда

«Село» — древнейший славянский термин, первоначально обозначающий расчищенное под пахоту место, пояснял во время предыдущей переписи-2010 доктор филологических наук Игорь Добродомов (МГПУ): «Слово «село» обозначало не вид поселений, а поле, то есть возделанную землю. А возделывать землю, конечно, удобнее, находясь рядом. И по метонимическому переносу (это перенос по смежности, когда одно и то же название получают два разных предмета) стало у слова развиваться значение места, где живут люди. «Население» содержит тот же корень, но оно не прямо от корня образовано, а от глагола «населять». Однако и значение «населять» лишь впоследствии перешло на людей. Изначально глагол употреблялся в значении «осваивать местность сельскохозяйственными культурами, возделывать их».

Что же сказала перепись-2010 о «населении на селе» в Красноярском крае? При общей численности в 2 млн 828 тысяч 187 человек сельских жителей среди них 670 тысяч 481 человек, или менее 24%. Живут они в 1700 сельских населённых пунктах (средняя численность — 394 человека). 92 населённых пункта Красноярского края оказались тогда ненаселёнными, т.е. официально в них никто не проживал.

Однако, чтобы понять происходящее, важны не только абсолютные цифры, но и сравнения, процесс в динамике. Если от переписи 2010 года откатить время на 40 лет назад, то оказывается, что общая численность населения Красноярского края (правда, тогда — вместе с Хакасией) почти не изменилась — 2 млн 962 тысячи человек. А вот численность на селе сократилась почти вдвое — по данным переписи 1970 г., сельчан было 1 млн 130,8 тысячи человек, 38% от общего числа жителей края.

Исход людей из села — процесс многолетний и всемирный. И первый вопрос, который возникает в этой связи: смогут ли жители села всё уменьшающимся числом накормить всё большее число горожан? Ведь креативные индустрии и майнинговые фермы хороши только тогда, когда на вырученные от их продуктов средства можно купить продукт пищевой. Потому как переваривать биткойн человеческий желудок пока не научился, а борщ или хотя бы бутерброды на 3D-принтере не напечатаешь (даже там, где уже делают что-то съедобное, нуждаются в исходном сельскохозяйственном сырье).

В пресловутых 90-х экономические потрясения не пощадили многие предприятия агропромышленного комплекса. Соответственно, просело производство сельскохозяйственной и пищевой продукции. «Подушкой продовольственной безопасности» для многих горожан стали дачи, а для жителей села, которые не подались в города, — личные подсобные хозяйства. Те самые «кулацкие пережитки», которые долгие годы старалось истребить коммунистическое руководство СССР.

Впрочем, некоторые оптимисты не видели в падении сельхозпроизводства ничего страшного: «Есть в крае нефть/газ/золото/никель/алюминий и т.п. Остальное купим!». Аналогично рассуждают сейчас некоторые представители «креативного класса», только вместо всё-таки осязаемых ископаемых природных ресурсов, которые предлагалось в 90-х менять на еду, они предлагают товар всё больше виртуальный. Просто не жили они в сознательном возрасте в эпоху продовольственного дефицита и «ножек Буша».

А бывший глава Красноярска Пётр Пимашков на рубеже тысячелетий начал строить вокруг краевого центра «Продовольственное кольцо Красноярска». Программа начала действовать в 2001 году. По замыслу Пимашкова, она должна была обеспечить продовольственную безопасность столицы края, гарантировать бесперебойное снабжение горожан пищевыми продуктами и одновременно призвана помочь выжить и развиваться местным сельхозтоваропроизводителям.

За первые четыре года действия программы мэрией были подписаны соглашения с большинством центральных и южных районов края. Администрация Красноярска обещала «не кошмарить» торговлю в городе местными продуктами, а наоборот, способствовать их продвижению на рынок. Тогда же появились договоры о социальной ответственности бизнеса. Постепенно в краевом центре привычными стали регулярные сельскохозяйственные ярмарки, на которые свою продукцию везли и большие, и мелкие агропредприятия, и крестьяне со своих подворий, и сами горожане — излишки с собственных дач. Как сказал Пётр Пимашков, открывая 10-ю юбилейную ярмарку «Продовольственное кольцо. Урожай-2011» и объясняя её востребованность: «Не зря говорят, что хлеб, выращенный на родной земле, вкуснее заморского пряника».

Как бы там ни было, но сейчас жители краевого центра редко задумываются, откуда и как в магазинах появляется достаточный объём и ассортимент продуктов питания. А ведь это и вправду вопрос: как сокращающееся в численности село может накормить всё растущий город?

Сельхозтруд как образец эффективности

Прогресс не обошёл стороной сельское хозяйство и пищевую промышленность. Вот несколько сравнительных цифр.

В 1941 году урожайность пшеницы в колхозе «Заветы Ильича» в селе Бражное Канского района составляла 6 центнеров с гектара. А в 1948 году там собрали 21 центнер с гектара и прославились на всю страну! В середине прошлого века каждый шестой житель этого села имел правительственную награду за те или иные достижения, каждый одиннадцатый — орден.

Ещё раньше Бражное прославила доярка Ксения Винокурова. 22 февраля 1936 года в газете «Известия» было опубликовано постановление правительства СССР о награждении сибирячки орденом Ленина за получение удоев молока свыше 3 тысяч литров с каждой коровы. Ксения была одним из первых работников сельского хозяйства, получивших такую награду в Советском Союзе.

А сейчас? Итоги уборочной кампании 2021 года ещё не огласили, но в 2020 году СРЕДНЯЯ урожайность зерновых и зернобобовых культур в Красноярском крае перевалила за 31 центнер с гектара! Средний по краю надой молока на одну фуражную корову в сельхозпредприятиях, не относящихся к субъектам малого предпринимательства, составил
5735 кг.

Бывшие рекорды, за которые давали государственные награды, теперь стали даже не нормой, а показателем ниже среднего.

Вообще 2020 год, ставший первым проблемно-пандемийным для всего мира, оказался рекордным для аграриев Красноярского края. Собрали 2,875 млн тонн зерна, что оказалось на 460 тысяч тонн больше, чем годом ранее. Урожайность зерновых и зернобобовых уже традиционно самая высокая по Сибирскому федеральному округу, а объём урожая — наивысший с 1994 года.

Кстати, по данным майского 2021 года исследования Фонда «Общественное мнение», пандемия в целом на селян повлияла меньше, чем на среднестатистического россиянина. 39% из них сообщили, что их образ жизни значительно изменился, тогда как по населению России в целом этот показатель 47%. Если говорить об экономике, пандемия вызвала падение доходов у каждого второго россиянина (51%), а среди сельчан — у 40%.

Но вернёмся к сравнениям. Как отметил министр сельского хозяйства и торговли края Леонид Шорохов, надо иметь в виду, что в далёком 1994 году большой урожай собрали почти с полутора миллионов гектаров, и урожайность тогда составила лишь 15 центнеров с гектара. В 2020 году рекордный урожай зерновых и зернобобовых собрали с гораздо меньшей площади — 906 тысяч гектаров, при этом средняя урожайность достигла 31,7 ц/га, и это на 2,7 ц/га выше среднего в 2020 году показателя урожайности зерновых по России.

По сути, сейчас АПК Красноярского края, за исключением фруктов и некоторых овощей, полностью закрывает продовольственные потребности жителей региона. Более того, сельхозпродукция — важный экспортный продукт Красноярского края. В первую очередь это касается зерна и маслосемян рапса, которые покупают Китай, Монголия, страны СНГ, другие регионы России.

В немалой степени это результат господдержки сельского хозяйства в регионе (в 2020 году — около 5,6 млрд рублей, причём 80% этой суммы именно из краевого бюджета). Её размеру и разнообразию в Красноярском крае завидуют многие соседи по Сибирскому федеральному округу. Особо показательно, что местные власти стараются не допускать перекоса в стимулировании аграриев разного масштаба.

«Кулак» или «пролетарий сельхозтруда»?

В 90-х после краха множества колхозов и совхозов был популярен тезис «Фермер нас накормит». Но со временем выяснилось, что всё не так примитивно. И фермеры не все выжили и стали экономически эффективными, и крупные хозяйства при грамотном руководстве не только уцелели, а дают основной объём сельхозпродукции.

По сути, сейчас сложились два основных типа аграрного производства и два образа сельской жизни.

Первый (но не по значимости) — это традиционные и «натуральные» малые, а также крестьянские (фермерские) хозяйства. Какие-то из них не обошла стороной автоматизация, компьютеризация и прочая современная цивилизация. Какие-то — ближе к архаичным «дедовским» методам хозяйствования. Но все они по себестоимости выпускаемой продукции уступают крупным механизированным агрохолдингам. Поэтому многие фермеры стараются найти «своего покупателя» и свою особую нишу на рынке, которой не станет «заморачиваться» гигант.

Примеров «точечного» производства такого рода продуктов в Красноярском крае достаточно: козы, овцы, перепела, скот, птица особых пород, «органическая продукция». Не первый год их старательно поддерживает краевой минсельхоз. Буквально на днях пять глав крестьянских (фермерских) хозяйств из Ачинского, Ужурского, Саянского, Берёзовского и Емельяновского районов получили гранты на сумму 90 млн рублей на развитие семейных ферм, в частности — на ведение молочного и мясного скотоводства, разведение перепелов и овец. Максимальный размер поддержки одного конкурсанта составил 30 млн рублей. А в целом на поддержку фермеров и личных подсобных хозяйств правительство края направило в 2021 году 535 млн рублей.

В свинокомплексе АО «Искра» (Ужурский район), 2019 г. С поросёнком — оператор по уходу за животными Наталья Поплавухина, справа — заведующая свинокомплексом Ольга Тайгунова

В свинокомплексе АО «Искра» (Ужурский район), 2019 г. С поросёнком — оператор по уходу за животными Наталья Поплавухина, справа — заведующая свинокомплексом Ольга Тайгунова

Второй тип сельскохозяйственного производства — большие агрохолдинги, рассчитанные на крупномасштабное производство массовых сельхозпродуктов. Своего рода конвейер, где вместо машины «делают» мясо или молоко. И работник здесь больше похож на рабочего, а не на крестьянина. Более того — многим из тех, кто работает в животноводческих комплексах, запрещено держать дома свою скотинку, дабы — не дай бог! — не принести какую заразу на сельхозпредприятие, где счёт поголовья идёт сотнями. Поистине — пролетарии аграрного труда!

И да, в сегодняшних реалиях нужны и те и другие.

А что же нужно и тем, и другим, и их детям, чтобы село не пустело? Ведь в нормальных хозяйствах и зарплаты сейчас вполне конкурентоспособные городским, и бытовая техника есть, и машины у многих, и интернет уже не экзотика, а повседневность. Чего не хватает?

«От сель грезить мы будем…»

В одной из командировок мне довелось побывать в Курагинском районе в крепком современном хозяйстве — не гигант, но и не из мелких. Разговор зашёл «за жизнь».

«В городе парни и девчонки из села видят молодёжь, разъезжающую на «Мерседесах» и Porsche Cayenne, видят какую-то заоблачную жизнь людей, и каждый думает: «А почему не я? Почему я должен в деревне работать зоотехником или механиком?..» — описал мне картину мира сельского «юноши, решающего, сделать бы жизнь с кого» сам ещё достаточно молодой завгар АО «Берёзовское» Николай ЛУКШИН.

Но нечто подобное я слышал и во времена своей советской молодости. Тогда мне, горожанину, в деревне рассказывали, какая «сладкая» жизнь в городе и какая тяжкая — в селе. Правда, во многих семьях моих сельских сверстников стоял фетиш благосостояния тех лет — личный автомобиль, тогда как у родителей моих городских одноклассников такой роскоши не было. Сейчас, похоже, изменились только марки машин — вместо «Жигулей» и «Москвичей» — «Тойоты» да «Ниссаны». А до «Порше» среднестатистическому городскому школьнику ничуть не ближе, чем деревенскому.

Тот же Николай Лукшин предложил оптимальное решение этого бытийного конфликта: «Думаю, в любом случае молодому человеку надо сначала что-то иное от привычного попробовать. А вернуться в родное село никогда не поздно. Надо посмотреть другую жизнь, понять, нравится ли она тебе, и потом делать выводы. И возвращаться, если это твой выбор. А если человек останется здесь, он может просто погаснуть».

Разумность такого подхода подкреплена его собственным опытом. Николай в своё время уехал учиться в город. После получения диплома пробовал наладить жизнь в Красноярске, но съёмная квартира съедала большую часть зарплаты. В Минусинске, куда он перебрался через год, работы не оказалось совсем, а ежедневные поездки за 25 км в Абакан и обратно выбивали из колеи. В результате приехал в Берёзовское, работает завгаром, по госпрограмме поддержки молодых специалистов построил для своей семьи дом, есть машина.

Значит, не только в материальных возможностях на селе причина исхода из него молодых?

«У нас сейчас зарплата вроде не меньше, чем в городе, но она за более продолжительный рабочий день. Я не могу сделать двухсменную работу, чтобы люди получили нормальные выходные и отпуска, потому что у хозяйства не хватит денег платить зарплату большему штату работников, — обозначает другую проблему генеральный директор АО «Берёзовское» Евгений ТУРЧАНОВ. — Потом: сельский образ жизни подразумевает плюсом к нашей зарплате то, что мы сами можем вырастить на земле. Отец говорил: «Хотите цветной телевизор? Вот вам его цена, а вот цена килограмма картошки в заготконторе. Значит, нам надо 40 соток картошки посадить на продажу». И мы её сажали, копали, сдавали и покупали телевизор. Но это ведь и дополнительные трудозатраты».

С отдыхом и свободным временем на селе действительно беда. Это не офисные с 9 до 18 — и штык в землю. Типичному горожанину, чтоб понять хоть малую толику этой деревенской проблемы, стоит вспомнить свои хлопоты по поводу того, с кем оставить на время отпуска кота, собаку или канарейку. А если у горожанина есть дача, он знает: от неё надолго не оторвёшься. В селе с этим живут всегда.

«Выходных не хватает, — подтверждает Николай Лукшин. — Летом их вообще практически нет, поэтому элементарная усталость накапливается. Я смотрю на своих знакомых в городе, они пять дней отработали, отдохнули на выходных, даже что-то в своей работе переосмыслили — и в понедельник с новыми силами на работу. У нас нет времени остановиться, оглянуться, перевести дух».

В нашем разговоре о сельском житье-бытье тогда в Курагинском районе на самом деле участвовали не менее полутора десятка человек — разных профессий, разного возраста, разного уровня благосостояния. Все сетовали на то, что на селе — не этом конкретном, а вообще — остаётся мало молодёжи. Я собрался с духом и задал собеседникам вопрос, который, предвидел, им не понравится: «А вы будете уговаривать своих детей остаться в селе?». И повисла тишина.

Андрей КУЗНЕЦОВ