Сайт СФУ
Сибирский форум. Интеллектуальный диалог
март / 2015 г.

Помогать и зарабатывать. Зарабатывать и помогать

Дмитрий КОХ — генеральный директор компании «Интеллектуальные социальные системы», руководитель проекта «Сердитый гражданин». Для сотрудников и студентов СФУ Дмитрий прочёл лекцию «Коммерциализация социальных инициатив в России и в мире», рассказав, что такое социальное предпринимательство, как работают его собственные социальные проекты и почему бизнесмены всё чаще стремятся не только зарабатывать, но и с помощью своего бизнеса делать мир вокруг себя немного лучше. Мы также расспросили Дмитрия о том, в чём особенности социального предпринимательства в России и почему в нашей стране низкая гражданская активность.

Человек сильнее, чем государство

В 2006 году Мухаммад ЮНУС, банкир и профессор экономики из Бангладеш, получил Нобелевскую премию мира «за усилия по созданию основ для социального и экономического развития». Это была первая большая премия за проект в области социального предпринимательства. За её официальной формулировкой скрывалась реальная помощь миллионам жителей Азии: Юнус создал банк Grameen, который позволил осуществлять микрокредитование безземельных бедняков, что спасло множество семей от нищеты. «Каждый отдельный человек, вовлечённый в социальный бизнес, оказывается потенциально сильнее, чем государство, потому что способен менять мир, влиять на судьбы окружающих его людей», — сказал бангладешский банкир в интервью «Новой газете». Сегодня те, кто начинает заниматься социальным предпринимательством в любой точке мира, понимают, что это не пустые слова.

«Social entrepreneurship» за рубежом или «социальное предпринимательство» у нас, в России — это предпринимательская деятельность, цель которой не только получить прибыль, но и смягчить социальные проблемы в обществе. На своей лекции Дмитрий КОХ назвал признаки такого предпринимательства. Во-первых, оно всегда стремится к социальному воздействию — устойчивым позитивным и измеримым социальным результатам. Во-вторых, использует инновации — новые подходы и механизмы, чтобы увеличить это самое воздействие. Ещё одни из признаков — самоокупаемость и финансовая устойчивость, а также масштабируемость и тиражируемость: хорошо, когда социальное предприятие выходит на национальный, а лучше международный уровень и распространяет свой опыт.

Фонд региональных социальных программ «Наше будущее» выделяет ещё один признак — «способность социального предпринимателя видеть провалы рынка, находить возможности, аккумулировать ресурсы, разрабатывать новые решения, оказывающие долгосрочное позитивное влияние на общество в целом».

— Как начался проект «Сердитый гражданин»? — делится своим опытом Дмитрий Кох. — В 2012 году у меня во дворе начали строить большую штуку, окружённую колючей проволокой, там были какие-то жёлтые газовые трубы, устрашающие знаки вроде «ходить опасно» и «может взорваться»… Строительство началось прямо на детской площадке. Вместе с жильцами моего дома мы стали искать, куда нужно пожаловаться, чтобы эту проблему решить. Начали искать юристов, оформлять жалобы, писать в разные места. И быстро поняли, что это достаточно сложный процесс: нужно пройти миллион инстанций, составить миллион писем, и мы не понимаем, как это сделать. И тогда мы с партнёром сделали маленький сайт, где стали собирать формы для подобных жалоб, чтобы другие люди могли ими пользоваться. Сайт начал расти, развиваться, туда стали приходить люди, мы стали добавлять туда всё больше форм.

На тот момент мы вложили в сайт примерно 100 тысяч долларов, которые в какой-то момент у нас закончились. Своих средств больше не было, а квартиру продавать не хотелось. Но проект хотелось развивать дальше. И мы пришли к основателю венчурного фонда Runa Capital Сергею БЕЛОУСОВУ, он спросил нас: я дам вам деньги, но как вы их вернёте? Как вы будете зарабатывать? Что будет через год? Мы сказали, что подумаем и вернёмся через месяц. И придумали бизнес-модель.

Мы получили инвестиции, около миллиона долларов, они закончились за год, и сейчас год мы уже зарабатываем, окупаем свою деятельность. Я считаю, что любой долгосрочный социальный проект должен за счёт чего-то окупаться и приносить деньги. Эти деньги могут приносить люди, которые в него вовлечены, или организации, но окупаемость должна быть обязательно. Для этого существуют венчурные фонды, гранты, работа со спонсорами.

Сегодня Дмитрий Кох, экономист по образованию, является генеральным директором крупной компании «Интеллектуальные социальные системы», куда входят проекты «Сердитый гражданин», «Довольный гражданин» и «Лига качества». Эти проекты, которые находятся на стыке IT и социальной сферы, помогают выстроить удобную схему взаимодействия горожан и компаний с органами власти или попросту «помогают одним услышать других».

Например, независимый онлайн-ресурс «Сердитый гражданин» позволяет решать людям самые разные насущные социальные вопросы: незаконные свалки, грязь во дворах, брошенные во дворах автомобили, отсутствие горячей воды, задержка почты, ямы на дорогах и даже хамство в больницах или в очередях на почте. «Если, например, у вас во дворе не горят фонари, вы можете зайти на наш сайт, заполнить короткую форму для жалобы, и заявка автоматически уйдёт в организацию, которая отвечает за исправление ситуации. Это может быть администрация города или управляющая компания», — поясняет Кох.

За 2014 год «Сердитый гражданин» помог решить 160 тысяч самых разных проблем людям из разных регионов России.

Если «Сердитый гражданин» — это «некоммерческая история», то «Довольный гражданин» и «Лига качества» — системы, которые приносят социальной компании прибыль. «Довольный гражданин» — это публичная система обратной связи для коммуникации граждан и органов власти, клиентов и бизнеса, сейчас она работает с рядом федеральных, муниципальных и региональных органов власти. Например, чиновник может следить, где и по каким вопросам возникают очаги социального недовольства в городе, решать наболевшие проблемы и получать +10 к имиджу от будущих избирателей. А «Лига качества» позволяет бизнесу собирать отзывы и жалобы от клиентов: например, владелец торгового ларька может узнать, кто из его продавцов вежлив и честен, а кто обсчитывает клиентов и хамит им.

— Дмитрий, а чем отличается социальный предприниматель от обычного предпринимателя? Это здорово — помогать людям и зарабатывать на этом деньги. Но тем не менее такая деятельность не слишком популярна среди бизнесменов.

— Социальным предпринимательством занимаются совершенно особенные люди. Что делает обычный бизнесмен? Он видит, что есть свободная ниша, например, в его городе на такой-то улице нет парикмахерской. Он понимает, что если он откроет парикмахерскую, то сможет заработать. Он открывает — и зарабатывает.

Социальный предприниматель думает немножко по-другому. У него есть идея, желание делать добро и мир вокруг себя немножко лучше. Это может быть глобальная история или маленькая история из серии «я хочу открыть приют для собак», но в целом социальным предпринимателем в первую очередь движет идея, и только потом он хочет на этом зарабатывать.

Например, у меня в компании работает молодой человек, он раньше занимался тем, что продавал гробы в своём городе. Зарабатывал около 200 тысяч рублей в месяц, у него была небольшая фирма… Но потом он решил, что хочет делать что-то хорошее. И теперь работает у меня, зарабатывает гораздо меньше, но понимает, что каждый день за счёт его труда делается маленький вклад в улучшение мира. И это им движет. У меня в компании 27 человек, и они работают не только потому, что хотят получать зарплату, а ещё и потому, что хотят работать именно у нас.

«Всем должно быть нужно всё»

Сегодня в России социальное предпринимательство развито не так активно, как в Европе или США, однако с каждым годом оно набирает обороты и становится обсуждаемой темой. Некоторые бизнес-издания отмечают, что социальное предпринимательство в России возникло на рубеже 19-20 веков, и приводят в пример основанный отцом Иоанном Кронштадтским Дом Трудолюбия, который по сути выполнял функцию биржи труда, где каждый нуждающийся мог найти себе работу. В то время подобные инициативы называли «доброделанием». Социальное же предпринимательство в современном его понимании возникло в России гораздо позже, на рубеже 20-21 веков.

Сегодня у нас в стране есть несколько крупных социальных бизнес-проектов. Например, «НормаСахар» — это автоматизированная онлайн-система, которая позволяет людям, страдающим сахарным диабетом, следить за своим здоровьем. Проект придумал врач-диетолог Александр ПОДГРЕБЕЛЬНЫЙ. «НормаСахар» позволяет консультироваться с врачом, следить за уровнем глюкозы в крови, получать рекомендации по питанию и необходимым дозам инсулина.

«Кнопка жизни» — ещё один социальный проект, связанный с мобильной медициной: специальная медицинская сигнализация позволяет следить за пожилым родственником или инвалидом в семье, которому может понадобиться срочная медицинская помощь, когда он остаётся дома один/едет на дачу/ежедневно выходит на прогулку.

Сервис YouDo помогает находить людей для выполнения бытовых или бизнес-задач. Например, вы сообщаете на сайте, что вам нужно помочь собрать дома шкаф/доставить подарок любимому человеку/починить розетку; и за услугу вы готовы заплатить, например, 500 рублей. На вашу просьбу откликаются люди, готовые помочь (сервис предлагает помощь только проверенных людей).

Социальный проект Правовед.RU связывает практикующих юристов с людьми, которым нужна оперативная правовая консультация.

Информационная система «Лесной дозор» позволяет провести мониторинг леса и понять, где может произойти лесной пожар.

Московский проект LavkaLavka работает как фермерский кооператив.

DonorSearch помогает найти донора крови.

Некоторые российские проекты функционируют за счёт средств различных фондов, некоторые — за счёт оплаты услуг пользователями, но, несмотря на разные финансовые модели, каждый из них уже помогает многим людям.

— Дмитрий, в чём особенности социального предпринимательства в России?

— Во-первых, отсутствие возможностей для привлечения ресурсов, потому что, по большому счёту, у нас в стране действуют 1-2 фонда, вроде фонда «Наше будущее», которые помогают. Всё остальное — либо частные деньги, которые сложно найти, либо случайные деньги. То есть институтов поддержки социального предпринимательства, по большому счёту, нет.

Во-вторых, в России сегодня низкая гражданская активность. Для того чтобы появлялось много проектов в сфере социального предпринимательства, нужна очень плотная социальная коммуникация. В США более 75% населения состоит в разного рода некоммерческих организациях — от социальных обществ до клубов любителей собак. Поэтому они все находятся в локальных сообществах. У нас такого нет, к сожалению. Люди разрознены. Хотя в последнее время ситуация меняется.

И третья особенность более общая: у нас люди не понимают, зачем им это надо? Вот есть пирамида потребностей по Маслоу. Тебе сначала нужно найти что поесть, потом где поспать, потом нужно заняться саморазвитием, которое находится на верхушке пирамиды. Мы во многом остаёмся на уровне «найти что поесть». Кризис тоже на это влияет. А социальное предпринимательство — это из серии «мне нужно реализовать себя в чём-то».

— А почему у нас низкая гражданская активность? У меня во дворе, например, возле мусорных баков бегают крысы. Но мне
некогда ходить писать заявление... И я понимаю, что управляющая компания работает плохо, что по-хорошему они должны следить за всем этим. Но они не следят. И соседям тоже не до крыс. Так проблема и остаётся.

— Чтобы кто-то что-то делал, ему нужно на это указывать. Вот есть у вас котёнок, он сделал что-нибудь не то, напакостил — его нужно ткнуть носом. Для того чтобы власть что-то замечала, ей надо показывать активность снизу. Для того чтобы ваша управляющая компания обратила внимание на этих крыс, вам надо написать жалобу. Должно быть определённое давление, иначе без этого ничего не работает.

В Европе люди привыкли, чтобы у них всё было хорошо, поэтому даже если появится проблема с крысами — горожане сразу обратят на это внимание. Мы в России когда-нибудь тоже привыкнем, чтобы всё было хорошо, и будем реагировать на проблемы. Пока у нас не так.

Но те же самые чиновники, те же самые сотрудники управляющих компаний — они люди. И мы люди. Я считаю, что всем должно быть нужно всё. Вам должно быть нужно, чтобы крысы не бегали возле мусорных баков, людям из управляющих компаний должно быть нужно выполнять свою работу. У нас нет пока запроса на лучшее качество жизни, нет запроса на то, чтобы постоянно вокруг тебя происходили позитивные изменения, а сами по себе они не произойдут. Изменения происходят только потому, что человек хочет этих изменений и постоянно к ним двигается.

Думаю, играет роль и отголосок нашего советского и постсоветского прошлого. Мы считаем, что всё вокруг народное и всё вокруг ничьё. Есть наша квартира, и мы хотим, чтобы в этой квартире стоял красивый шкаф, красивое кресло, красивый телевизор жидкокристаллический. А вот то, что в подъезде…

Вышел за дверь и начинается общажный подъезд, со стен слазит краска, трубы текут, крысы бегают. Это уже как бы не наша территория. Вышел во двор — там 250 машин припарковано, с коляской негде проехать, качели кривые. И это тоже не твоё. И тебе тоже всё равно, главное, чтобы дома шкаф был красивый. У нас зона комфорта ограничивается квартирой. А у европейского человека, например, зона комфорта ограничивается городом, страной.

— Какие в социальном предпринимательстве есть тренды?

— Во-первых, урбанизм. А в крупных городах взаимодействие с людьми особенное. Если в деревнях и маленьких населённых пунктах есть локальные сообщества, то в большом городе ситуация другая. Я, например, живу в 16-этажном доме и понятия не имею, чем большинство из моих соседей занимается. Кто они? В таких условиях очень важны проекты, объединяющие людей именно на уровне микровзаимодействия, на уровне локальных сообществ. Есть российский проект sosed.zhivem.ru, который как раз решал эту задачу.

Другой тренд — это uncertainty avoidance (так называемое избегание неопределённости — прим. ред). Социолог Герт ХОФСТЕДЕ доказал, что у каждой нации свой уровень восприятия жизненной неопределённости. Например, мы, русские, можем совершенно спокойно находиться в ситуации, когда мы не знаем, что будет завтра или что делать с образовавшейся во дворе ямой. Мы можем достаточно легко к этому относиться. А немцы, например, не могут, им важна структурная определённость и понимание того, что будет завтра. Но этот тренд меняется, даже в России.

Как показывают исследования, люди в России всё больше и больше хотят определённости. Отчасти это связано с урбанизацией, отчасти — с повышением гражданского самосознания, отчасти — с повышением уровня образования и так далее. И чем дальше будут расти социальные запросы в таких странах, как Россия или в азиатских странах, тем сильнее будет меняться ситуация. Недавно я был с презентацией своего проекта в Индонезии. Оказалось, что там обычные люди зачастую слабо представляют, как можно решить ту или иную социальную проблему. Проект вызвал большой интерес, потому что в Азии сегодня тоже хотят определённости.

Третий большой тренд — это электронная демократия, или E-democracy. Многие государства, правительства разных стран стремятся сделать взаимодействие между людьми электронным, будь то выборы, опросы или иные проекты, связанные с обратной связью. В это вкладываются огромные ресурсы. В Сингапуре всё происходит через электронное взаимодействие. Ты можешь открыть компанию за три минуты, пожаловаться на что угодно за три минуты, получить визу через Интернет...

— Какими качествами должен обладать человек, который занимается социальным предпринимательством?

— Думаю, совершенно определёнными. Он должен быть лидером, вести за собой, быть визионером, смотреть в будущее, обладать определённой степенью упёртости и наглости. Должен не сдаваться и биться, потому что биться — это то, что придётся делать всю дорогу. А если проект социальный, придётся пойти на некие лишения. Продавать ботинки — это более выгодный бизнес, чем приют для собак. Прибыли от социального бизнеса будет меньше, чем от продажи ботинок. Поэтому нужно верить в лучшее, биться и вести за собой других людей.

Анна ГРУЗДЕВА