Услышать и увидеть воочию человека, олицетворяющего собой целую эпоху, человека-легенду — большая удача. В октябре в Красноярске давал представление великий актёр; обаятельный, харизматичный, любимый несколькими поколениями народный артист России Александр Филиппенко. Как только его не нарекали коллеги-журналисты: звезда команды КВН московского физтеха, шестидесятник, великолепный знаток классики, талантливый декламатор, самый запоминающийся кинозлодей, человек-театр.
Весь вечер Александр Георгиевич читал отрывки из произведений ЗОЩЕНКО, АВЕРЧЕНКО, ПАСТЕРНАКА, АКСЁНОВА, ЖВАНЕЦКОГО, ВЫСОЦКОГО, ОКУДЖАВЫ, ЛЕВИТАНСКОГО, ДОВЛАТОВА. Моноспектакль «У автора в плену» должен был разбудить литературную память, и люди действительно вели диалог с актёром во время спектакля, а после, уже за кулисами, признавались ему в любви. Не показывая усталости после двухчасового пребывания на сцене, он отвечал на вопросы поклонников и продолжал «нелегальный» поэтический вечер, но уже в гримёрке.
Как подметил актёр, его нынешний приезд в наш город совпал с Всероссийским днём лицеиста, и это символично, ведь из Царскосельского лицея вышли и ПУШКИН, и КЮХЕЛЬБЕКЕР, и ПУЩИН. На протяжении всего спектакля актёр как бы перелистывал одну за другой литературные страницы другой эпохи — советской, и постепенно вырисовывалась очень нелёгкая, полная драматизма судьба российского государства, поданная с иронично-исторической точки зрения. Нельзя сказать, что все в зале были готовы к такому интеллектуальному тренингу. Моноспектакль Филиппенко — не только отдых и смех, но и труд.
Поздний вечер. Автографы и фотосессия позади. Актёр пьёт горячий чай, и есть несколько драгоценных минут для общения.
— Александр Георгиевич, вы читаете серьёзные, почти философские тексты и одновременно сатиру. Как подбираете материал, когда и какой писатель пришёл в вашу жизнь?
— Главное для меня, что до сих пор эти авторы живут на сцене благодаря зрителям и актёру, который их читает. И когда я произношу их тексты на публику, то всегда чувствую, как ОНИ наверху следят за мной. У меня есть, например, портрет Довлатова, и всегда перед концертом мысленно извиняешься перед ним за то, что сокращаешь его текст, редактируешь для сцены.
— А почему «У автора в плену»?
— Так это всё у Пастернака написано: «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну. Ты вечности заложник у времени в плену». А вот актёр — он у автора в плену, то есть я — переводчик с авторского на зрительский. А зрителю важно что? Помните, как у Юрия Левитанского?
«Мне жаль не узнанной до времени строки.
И всё ж строка — она со временем прочтётся,
И перечтётся много раз, и ей зачтётся,
И всё, что было с ней, останется при ней...»
Не пролистнуть нетерпеливою рукою, а задержаться, прочитать и перечесть. А вот что останется сегодня в головах зрителей после спектакля — это и есть моя сверхзадача.
Александр Филиппенко снялся более чем в 80 фильмах. Сыграл целую галерею злодеев, бандитов и бессмертных Кащеев. Снимался в художественных фильмах «Рождённые революцией», «Там на неведомых дорожках», «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты», «Мой друг Иван Лапшин», «Наш бронепоезд», «Визит к Минотавру», «Мастер и Маргарита» (роль Коровьева), «Мастер и Маргарита» (роль Азазелло), «Карьера Артура Уи» и других.
— Александр Георгиевич, всегда ли слушатели принимают юмор?
— Всегда! Я слежу, какая публика приходит. Если хорошая афиша и написано: Зощенко, Платонов, Довлатов или Аксёнов, Высоцкий Окуджава, Левитанский — то всё в порядке, и приходят на мой спектакль те, кому надо прийти. Родители приводят 15-летних детей, и через 10 минут мы вместе рассуждаем о жизни, слушая наших великих поэтов и писателей.
— К какому автору сейчас подбираетесь?
— Вацлав ГАВЕЛ — последний президент Чехословакии и первый президент Чехии, писатель, драматург, диссидент. Неделю назад я читал его одноактные пьесы в Москве, в одном клубе, где собираются милые, интеллигентные, умные люди. Программа называлась «Трибьют», то есть дань уважения. И был трибьют Вацлаву Гавелу.
— Вы были знакомы со многими людьми, ставшими впоследствии символами эпохи. Что вспоминается?
— Я благодарен судьбе за эти встречи в 60-70-е годы. Это были прекрасные, я бы сказал, лучшие люди: Юрий Петрович ЛЮБИМОВ, Анатолий
Васильевич ЭФРОС, Александр Исаевич СОЛЖЕНИЦЫН, Ролан Антонович БЫКОВ, Владимир Высоцкий, Михаил Александрович УЛЬЯНОВ … Многие. Жалею только, что их нет сейчас с нами. Но им за меня не стыдно, я уверен. Ещё школьником я застал время, когда ЕСЕНИНА называли кулацким поэтом, и была для всех какая-то «непонятная» АХМАТОВА, а про ЦВЕТАЕВУ и Андрея Платонова вообще никто не знал. О Зощенко в те годы писали, как о каком-то подонке от литературы. И это всё не сон…
— Вы работали с Михаилом ЖВАНЕЦКИМ…
— Мы знакомы уже очень давно. Михаил выходец из одесского театра «Парнас-2». В этом театре работали и Роман КАРЦЕВ с Виктором ИЛЬЧЕНКО. Там в середине 60-х годов прошлого века проходил знаменитый фестиваль студенческих театров, и Аркадий РАЙКИН был председателем жюри. Помню, как Жванецкий приехал к Райкину на передачу «Вокруг смеха». Именно в этой программе мы впервые вышли вместе на сцену — я с монологом по мотивам пьесы Виктора СЛАВКИНА, а Жванецкий со своим монологом про честных людей. Снимали мы это летом, но все вокруг говорили: ладно-ладно, в эфир пустим после ноябрьских праздников. Это всё забытые реалии… А вот вам из Жванецкого: «И после того как не понял сложного и не осуществил, начинаешь открывать простые вещи. Что спать на воздухе лучше. Что жить среди зелени лучше. Что надо поднять упавшего. Что надо впустить в дом переночевать … Смеяться, если смешно. Громко. Плакать, если больно. Тихо…».
Время идёт, и постоянно в воздухе повисают проблемы. В застойные 70-е Жванецкий писал о турникетах: «В конце каждой улицы поставить турникеты. Да просто так. Пусть пока пропускают. Только треском дают знать». А сейчас смотришь — всё в шлагбаумах… Какие-то вещи уже совершенно не понять современной молодёжи, например: «Извините за посещение нашего магазина, простите за покупку — забудьте этот ассортимент!»…
— За моноспектакль «Мёртвые души» по ГОГОЛЮ вы получили Государственную премию. Показываете ли вы его сейчас и насколько актуально прочтение классика в наши дни?
— Очень актуально. Приходят люди и говорят: 200 лет прошло — ничего не изменилось; как быть? Я отвечаю: вот и думайте, главная моя задача в том и состоит, чтоб вы думали. Спектакль в том виде, как он когда-то был, я уже не играю, но есть концертный вариант в сопровождении
оркестра — «Мёртвые души» Гоголя (последние главы) и «Гоголь-сюита» ШНИТКЕ.
— «Гоголь-сюита», кстати, включена в программу 7 класса обычной гимназии. Могут ли дети в таком возрасте постичь столь непростое музыкальное произведение?
— Смотря кто будет объяснять!
— Есть ли разница в работе с текстами классиков и современников?
— Всегда есть ответственность, в этом всё дело. Однажды у меня был концерт в Тольятти (там, кстати, замечательная филармония). Программа называлась «Классика на Волге». Оркестр играл «Гоголь-сюиту» Шнитке, а я читал Николая Васильевича. Утром всего одна репетиция, оркестр — 80 человек… А вечером концерт. Полный зал, третий звонок. Подходит ко мне дирижёр и говорит: «Там, наверху, они уже постелили салфеточки, разлили по рюмочкам — и Шнитке, и Гоголь. Давай для них сыграем!». И как-то сразу стало легко и свободно, и мы для них сыграли. Был большой успех.
Сейчас я делаю только то, что мне нравится. Да, за свободу надо платить — это трудное дело, но все программы — мои любимые. Их много, я уже со счёта сбился. Каждый год 30 октября, в День памяти жертв-политзаключённых, играю «Один день Ивана Денисовича». Это Александру Исаевичу СОЛЖЕНИЦЫНУ принадлежат строки:
Когда я горестно листаю
Российской летопись земли,
Я тех царей благословляю,
При ком войны мы не вели.
При ком границ не раздвигали,
При ком столиц не воздвигали,
Не усмиряли мятежей, —
Рождались, жили, умирали
В глухом кругу, в семье своей.
Мне стали по сердцу те поры,
Мне те минуты дороги,
Те годы жизни, о которых,
Ища великого, историк
Небрежно пишет две строки.
Написано в 1948 году, когда автор сидел в тюрьме. Совсем скоро, седьмого и девятого декабря, играю в спектакле Дмитрия Крымова «Последнее свидание в Венеции» по роману ХЕМИНГУЭЯ, а десятого надо ехать в Питер — моё посвящение Иосифу Бродскому. В этом году исполняется 30 лет с тех пор, как поэта наградили в Стокгольме Нобелевской премией. «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» — помните, о чём это он?
— Суд был над ним в 1964 году, обвиняли в тунеядстве….
— «Где вы работаете?» — спросил судья. «Я поэт». «Это не работа — вы тунеядец». И… в Архангельскую область его, в ссылку. Спустя время, на своё 40-летие, Бродский напишет: «…Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна, надевал на себя что сызнова входит в моду, сеял рожь, покрывал чёрной толью гумна и не пил только (во время спектакля обычно делаю здесь паузу, а в ответ — тишина, не всегда в зале находятся те, кто помнит продолжение)… сухую воду».
— Что бы вы ответили молодому человеку, мечтающему стать актёром. Стоит ли?
— Нет, если спрашивает — то не стоит! Тот, кто действительно мечтает — тот не спрашивает. Никого уговаривать не стану, тем более что престиж профессии очень упал. Сейчас актёров воспринимают как «обслуживающий персонал». Обслуживают сериалы, обслуживают корпоративные вечеринки… Михаил ЧЕХОВ говорил: спектакль состоялся, если облако повиснет между зрительным залом и сценой, потому что эмоционально раскрылись и зрители, и актёр. В этом облаке и происходит обмен энергией. Самое опасное — это то, что сейчас играют в сериалах: предлагаемый типаж… Вот где кроется опасность для молодых ребят. Играть надо, пробовать, сниматься, но в то же время не забывать, что есть и глубже роли, что есть подтекст. Это важно увидеть, а «не пролистнуть нетерпеливою рукой…». А самый большой мастер подтекста, гигант — Хемингуэй, там без понимания судьбы, жизненного опыта ничего нельзя сделать.
— Театр, кино или эстрада?
— Три разные планеты. В театре всё происходит здесь и сейчас, на глазах у зрителя, поэтому ходите в театр и будете долгожителями. Если это хороший спектакль — вы сопереживаете вместе с актёрами и проживаете ещё одну жизнь. В кино всё перемонтируют и переозвучат. А эстрада хороша тем, что ты один перед публикой, и, как говорил Жванецкий, до ближайшей кулисы — пять метров… Вот тут и выясняется — можешь ты что-нибудь или нет… В студенческие годы, ещё в домасляковский период, капитан нашей команды КВН всегда предупреждал: «Слово не воробей — поймают и вылетишь…». Но и сегодня можно шутить, и снова из Жванецкого: «Нет, товарищи, для нас важно, кто сказал и что он ещё собирается сказать. Его творческие планы. Это особенно важно. Если кто-нибудь его встретит, позвоните, пожалуйста, в районное отделение культуры в любое время суток — мы тоже хотим посмеяться…».
— Какая замечательная крылатая фраза подошла бы для описания сегодняшнего времени?
— Пожалуй, снова из Жванецкого: «В мире ещё существуют люди, которых интересует игра ума. Из них некоторых интересуют размышления. Из них некоторые интересуются сомнениями, что даёт нам огромную возможность надеяться». Вот на этой позитивной ноте мы и закончим!
Вера КИРИЧЕНКО