Как на Востоке не попасть в ту же западню

— Говорят, востоковед — это историк, филолог, лингвист и этнограф одновременно, ведь тексты нужно со всеми нюансами прочитать. Достаточно ли в стране таких специалистов? Не секрет, что востоковедение у нас сильно пострадало, в первой половине XX века многие учёные были репрессированы...

— Российское востоковедение считается одной из наиболее крупных и выдающихся мировых школ в направлениях ориенталистики. Школа зародилась свыше 200 лет назад. Именно Россия стала инициатором огромного количества трудов по изучению всего азиатского пространства — от Индии до Японии и собрала колоссальный материал, который ещё предстоит осмыслить.

Сейчас существующие в России институты занимают практически лидирующее положение в мировом пространстве. Я говорю об Институте востоковедения РАН, Институте Дальнего Востока, Институте восточных рукописей РАН (г. Санкт-Петербург), Кунсткамере, Эрмитаже. В этот список также серьёзно включился МГУ, Институт стран Азии и Африки, МГИМО, который внёс свой вклад в изучение политической истории Востока XX века. Помимо названных есть ещё много лингвистических и филологических институтов, продуктивно работающих над огромной проблематикой востоковедения от древности до современности.

И сильно выросли региональные институты в России, занимающиеся проблемами азиатского пространства. Я имею в виду не только европейскую часть страны, но и Сибирь. Например, Институт археологии и этнографии СО РАН в Новосибирске (научный руководитель академик Анатолий Пантелеевич ДЕРЕВЯНКО). Здесь есть великолепные работы в области археологии Монголии, в целом азиатского пространства (вплоть до Индии прошли раскопки). Можно выделить работы академика Вячеслава Ивановича МОЛОДИНА, члена-корреспондента РАН Натальи Викторовны ПОЛОСЬМАК, касающиеся древней истории. Учёные института провели интересные арктические исследования северных народов в Якутии. Это тоже мощный азиатский пласт, который предстоит изучать долго, особенно проблемы малочисленных народов.

Отмечу также работы коллег из Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Дальневосточного отделения РАН и нашего Института монголоведения, буддологии и тибетологии (г. Улан-Удэ), которому в этом году исполнилось 100 лет. У нас строго монгольский вектор — работаем в направлениях истории, филологии, лингвистики, этнологии, антропологии, геополитики, международных отношений. Что касается текстов, то они самые разнообразные — от древних до современных, поскольку в востоковедной традиции современного мира много оригинальных работ, с которыми надо познакомиться российскому обществу. А в Красноярском крае довольно интересны труды профессора Владимира Григорьевича ДАЦЫШЕНА, посвящённые китайской истории. Это один из ярких примеров инициативного труда выдающегося учёного.

Мы живём в азиатском пространстве, и историю народов Сибири изучают в университетах, в том числе в СФУ, в ИрГУ и других. Всё это позволяет России комфортно общаться с исключительно сложными южными соседями, которые представлены не только Китаем, но и странами Юго-Восточной и Восточной Азии, ближайшими соседями — бывшими республиками СССР.

— Вы часто бываете в разных странах Востока. Какая поездка больше всего запомнилась?

— Поездка в Монголию в 2019 году на торжества по случаю 80-летия победы на Халхин-Голе, где присутствовал Президент России. Событие красноречиво напомнило о братстве народов, сложившемся во времена Великой Отечественной войны.

— В Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, который вы возглавляете, крупнейшая в России библиотека древних восточных текстов, тибетских, санскритских. Какой они представляют интерес для современной науки?

— Тибетские древние рукописи своей историей восходят ко II веку нашей эры, но во многом подвергнуты редакции в XVII — XVIII веках. Кроме того, наша библиотека располагает богатой коллекцией на старомонгольских языках — в основном источниками каноническими, религиозными; дидактической литературой. Тексты представляют для науки и российского читателя большой интерес. Многое надо переводить, особенно это касается тибетских рукописей. Если старомонгольская традиция прервалась совсем недавно, в 30-х годах прошлого века, и ещё есть люди, которые могут читать эти рукописи, то тибетские источники — более древняя ситуация, и здесь требуется спецподготовка.

По инициативе президента Российской академии наук Александра Михайловича СЕРГЕЕВА была проведена большая работа по расшифровке текстов с помощью искусственного интеллекта. Мы находимся пока на первом этапе — это транслитерация текстов. Результаты потрясающие! Добились приблизительно 95% идентичности текстов и убедились ещё раз, что искусственный интеллект в расшифровке тибетских рукописей имеет просто колоссальную перспективу. Сейчас выходим на следующий этап — машинный перевод текстов позволит намного ускорить нашу работу и достичь нужного результата.

Тибетская система знаний — философских, социальных, медицинских, бытовых — несёт в себе некую целостность, и нужно исследовать большое количество текстов, чтобы эта древность послужила современному обществу. Например, в 90-х годах вспыхнул огромный интерес к тибетской медицине. Сейчас уже переведено достаточно много сочинений по этой теме на русский язык. К сожалению, тираж ограничен, тем не менее они доступны современному исследователю. А дальше предстоит объединить эти тексты и вновь переработать Атлас тибетской медицины — своеобразную энциклопедию восточноазиатской медицины — и выйти на широкую рецептурную базу и базу по методам лечения. Без знания всей суммы этих манускриптов здесь не обойтись. Сейчас мы плотно работаем с биологическими институтами Улан-Удэ, Новосибирска, Москвы и других городов, с медицинскими учреждениями. Не за горами тот день, когда от БАДов перейдём к лекарственным препаратам по тибетским рецептам. В мире примеров тому много, достаточно вспомнить труды одного из видных учёных военно-медицинского направления китайского биохимика Ту Юю. В 2015 году она стала лауреатом Нобелевской премии за разработку новых методов лечения от малярии. Она создала новое лекарство, используя экстракт обычной полыни, подвергнутой глубокой заморозке. И сейчас уже более 150 медицинских препаратов связаны именно с этим растением, информацию о котором черпали в древних текстах.

Есть и другие примеры. Совсем недавно я смотрел разработки по конопле (каннабису). Создано уже много доступных лекарств и с использованием корней солодки, расторопши, побегов малины и других растений. Когда применяют глубокую переработку растений, получают лекарства гораздо более эффективные, чем многие уже известные препараты.

У нас лабораторная база есть, но на уровень промышленных образцов ещё не вышли. Российская фармация пока находится в рамках западных моделей и не может преодолеть многие условности. Тем не менее лекарства по древним рецептам пробивают себе дорогу на российском рынке — появляются новые китайские и индийские препараты.

— Помимо медицины чем ещё привлекательны древние источники?

— Интересно познакомиться с тем, как видели древние физическую картину мира. Любопытно посмотреть и на вопросы социальной организации, этики, эстетики и, самое главное, образа жизни. Я имею в виду не знаменитые уходы в медитативные состояния, а в целом умение поддержать культуру здоровья, продлить границы своей жизни. Если в древности общество имело среднюю продолжительность жизни всего 26 лет, то народы, обладавшие тибетским знанием, доживали до 70 и более. Поучительных примеров достаточно много, и практик сложившихся более чем.

— Вы уже упомянули, что вашему институту исполнилось 100 лет. СМИ сообщали, что на юбилейных мероприятиях делегация от Монголии была самой многочисленной. Какие животрепещущие темы обсуждали с коллегами? Есть ли интересные совместные исследования?

— На международной научной конференции «Мир центральной Азии — V» делегация от монгольской академии присутствовала в составе 70 человек. У нас много интересных совместных проектов. Сначала РГНФ, РФФИ, а сейчас РНФ заключили соглашение с монгольским министерством науки, культуры и образования. К чести наших коллег, они сделали всё возможное, чтобы исследования проводились в полном объёме. В течение последних 20 лет наши учёные плотно и беспрерывно работали на монгольском пространстве, несмотря на все кризисы. Совместный диалог привёл к тому, что появились новые, весьма интересные темы. Они касаются и проблем гуманитарного цикла — исследований истории, культуры, письменности; и проблем географии, геополитики, естественно-научной проблематики, связанной с кочевниками Азии. Немало и политических вопросов. Скажем, острая животрепещущая тема, связанная с чингисоведением, наконец получила научное решение. Другое дело, что есть ещё инерция в наших учебниках, есть предубеждения и установки, сложившиеся в XIX и XX веках. Но фундаментально, научно проблема уже решена, осталось вмонтировать это в общественное сознание.

— Борис Ванданович, какие задачи стоят сегодня перед российскими востоковедами?

— На последней конференции «Мир Центральной Азии» мы обсуждали, как жить нашей стране в условиях переустройства современного мира. В течение долгого времени Россия искала свои интересы на Западе и практически весь XX век жила в ситуации исключительных ограничений со стороны Запада. Мы были ему неинтересны. Вспышка внезапной дружбы в 90-х годах теперь нашла объяснение, поскольку мы оказались в тисках большой технологической зависимости, попали в угнетённую ситуацию сырьевой страны.

Как сейчас выстраивать диалог на Востоке? Многое надо взвесить и понять в системе международных отношений и в системе межкультурной коммуникации. Стратегия «Один пояс — один путь», провозглашённая Китаем и поддержанная Россией, позволяет нам ещё раз убедиться, насколько трудным будет наше движение в азиатское пространство. Поэтому надо точно рассчитать стратегию самостоятельного развития и не попасть в ту же самую западню, как мы попали с западным миром. Мы должны быть самодостаточны, уверены в себе и при этом востоковедно образованы. Азиатское пространство — это едва ли не бОльшая часть всего континента, и здесь предстоит выбрать правильный путь. Не везде прямая дорога будет самой короткой.

Надо хорошо думать. Я уверен, если мы занимаемся геополитикой, то нам следует изучать административное, политическое положение соседних стран, вооруженные силы, силовые структуры, границы. А если мы хотим наладить контакт, то надо знать язык, традиции, обычаи, и не просто знать, а научиться настолько правильно ориентироваться, чтобы быть «своими» и сохранить при этом собственное лицо.

Если говорить о ближнем зарубежье — Казахстан, Узбекистан, Киргизия, — здесь значительно легче, всё-таки не такая сложная языковая коммуникация, плюс ко всему эти народы прошли гигантскую обкатку в Российской империи и в советском государстве. Мы более-менее ясно понимаем дорожную карту этих взаимодействий. А что касается Восточной Азии — сделаны, на мой взгляд, только первые шаги, и прежде чем мы вернёмся на уровень хотя бы 1950-х годов, придётся много поработать, учитывая, что имеем дело с мощной развитой цивилизацией, которая уже выходит на шестой и седьмой экономический уклады, в то время как мы пока ещё находимся на четвёртом–пятом. Нужен большой шаг вперёд, чтобы выровняться. Только когда сильный встаёт рядом с сильным, возможен ясный и чёткий диалог.

Также нам необходима слаженная, чёткая концепция собственной истории. Дальше забавляться с нашим историческим сознанием нельзя. Важно и на региональном уровне понять, как мы формировались, развивались, жили.