«Важна локальная история»

Учёные этого института ведут фундаментальные научные исследования по выявлению и анализу памятников русской книжности и культуры, государственных стратегий и специфики аграрного и промышленного освоения сибирского макрорегиона (включая его арктическую зону), сословных, социокультурных, демографических трансформаций населения, специфики политических процессов на территории Сибири и т.д.

— За пределами столицы только наш институт занимается исключительно российской историей, — поясняет Вадим Маркович. — В штате всего 50 научных сотрудников. Для сравнения: в Институте российской истории в Москве их в три с половиной раза больше. Во многих других научных институтах количество сотрудников измеряется несколькими сотнями. А поскольку коллектив у нас небольшой, отсюда много особенностей. Мы могли бы гораздо больше направлений закрывать, но имеем традиционные приоритеты, на которые ориентирована работа большинства научных сотрудников. Одно из них уникально — это археография и источниковедение. В институте существует сектор, созданный академиком Николаем Николаевичем ПОКРОВСКИМ и объединяющий высококлассных учёных с мировыми именами, они выпускают произведения, которые становятся классикой российской историографии.

Ещё одна особенность, наш конёк — это то, что общая научная тематика института была в своё время сформулирована как освоение пространства Азиатской России, и поэтому традиционно часть сотрудников занималась экономической историей, изучением особенностей прихода русских в Сибирь, колонизации и развития экономики в условиях, когда очень мало людей и огромные пространства. Эту линию мы продолжаем и сейчас.

Наряду с научными статьями наши учёные готовят как документальные сборники, так и отдельные журнальные публикации источников. Подготовка крупной документальной публикации — это кропотливый многолетний труд, но зато мы можем гордиться такими изданиями. В качестве примеров последних лет — «Житие протопопа Аввакума» и другие произведения Аввакума из серии «Литературные памятники». В нашем институте подготовлены и изданы законодательство и протоколы антибольшевистских правительств Востока России. Это несколько томов. Также у нас выходят сборники документов и материалов «Сибирские переселения», посвящённые организации переселения в Сибирь, жизни и хозяйственной деятельности переселенцев. А работают над ними всего два человека. И, как правило, для отдельных сборников — небольшой коллектив из разных учреждений.

Помимо монографических изданий мы продолжаем выпускать тематические сборники статей. Пожалуй, самый выдающийся пример касается археографии и источниковедения, ещё в 1975 году была учреждена серия — «Археография и источниковедение Сибири». Сейчас это старейшее в Сибири ежегодное серийное издание по истории, в этом году готовим его 41-й выпуск. Помимо этого наш институт выпускает два журнала: «Гуманитарные науки в Сибири» и «Исторический курьер». В составе редакций и в числе авторов каждого номера — историки не только из Сибири, но и других регионов России, а также зарубежные. Все выпуски можно найти в открытом доступе.

Ещё одно из важных направлений деятельности института — это организация и проведение научных конференций, от небольших камерных до достаточно массовых. Участники приезжают отовсюду — из Москвы, Санкт-Петербурга, европейской части России. Например, мы проводили нынешней весной конференцию, посвящённую истории кино. Всего двадцать докладчиков.

Но были очень представительные участники, историки, искусствоведы, кинокритики, в том числе известный кинорежиссёр Александр СОКУРОВ. По итогам конференций выпускаем сборники, причём публикуем не тезисы, а большие развёрнутые материалы. Хорошо известно, что тематические сборники более востребованы научным сообществом, имеют гораздо больший отклик, чем отдельные статьи в журналах.

— Ведёт ли институт просветительскую, экспертную деятельность?

— Мы получаем финансирование только на фундаментальные исследования, но по возможности проводим открытые лекции и постоянно используем конференции, прессу, чтобы обратиться к студенческой и молодёжной аудитории, привлечь её внимание к той или иной теме. Много занимаемся экспертизой по конкретным актуальным проблемам по запросам общественности или органов власти. Часто обращаются с просьбой уточнить дату основания того или иного населённого пункта. Вот пример, связанный с вашим регионом: когда отмечалось 200-летие Енисейской губернии, то правительство Красноярского края обратилось за экспертизой к нам. Сейчас в России для того, чтобы официально проводить какой-то юбилей, необходимо подтвердить, что это корректная дата, причём заказать экспертизу академическому учреждению. В данном случае мы подтвердили правильность даты.

Ещё пример: в 2020 году наш институт подготовил историческую справку для присвоения Новосибирску почётного звания «Город трудовой доблести». Обращаются к нам и спецслужбы, и другие органы власти по текущим вопросам — разгорится, например, скандал вокруг какой-нибудь выставки или произведения — и мы сразу получаем запрос.

— Насколько сегодня прочны связи между сибирскими научными институтами и вузами? Есть ли интересные совместные проекты, исследования?

— Самые тесные связи у нас сложились с родственными академическими учреждениями. Мы постоянно взаимодействуем с московскими, питерскими коллегами, с учёными Урала, Дальнего Востока, Улан-Удэ. Что касается вузовского сообщества Сибири, то отдельное направление деятельности и особо тесное взаимодействие у нас с НГУ, потому что изначально Академгородок задумывался в том числе и как место, где будет происходить смычка академической науки и образования. Прочные связи у института и с новосибирским пединститутом, с томскими вузами. В Томске старейшая научная школа историков, и вот уже второй год действует соглашение о сотрудничестве между Сибирским отделением РАН и Томским государственным университетом. Если говорить о тесном взаимодействии сообщества сибирских историков, то оно, конечно, существует. Кстати, в последние годы и Сибирский исторический форум подпитывает наши контакты.

— Есть ли факторы, которые эти контакты тормозят?

— К сожалению, да. Пока ещё несовершенна организация проектного финансирования у нас в стране. Есть большие общероссийские фонды (до недавнего времени РФФИ, а сейчас РНФ), финансирующие крупные научные проекты. Существуют программы по финансированию научных исследований в рамках регионов, но нет МЕЖРЕГИОНАЛЬНЫХ. И это большой недостаток. Проекты, позволяющие взаимодействовать в рамках общего финансирования, имеют большое значение. А сейчас, если какой-то конкурс объявляют, условно говоря, в Тюменской области, в Красноярском крае — историки из разных регионов Сибири не могут туда подать заявки, потому что требуется быть официально трудоустроенным в данных регионах. Это обстоятельство создаёт большие сложности и несколько ограничивает гуманитарное взаимодействие учёных в масштабе всей страны и крупных макрорегионов.

— Вадим Маркович, каковы, на ваш взгляд, проблемы и тенденции в развитии современной исторической науки?

— В последние годы вся система управления научной деятельностью, в том числе и гуманитарными науками, активно внедряет наукометрию. Из вспомогательного инструмента, позволяющего в том числе измерить результат научной деятельности, она превращается в главный инструмент управления. По всей видимости, это удобно с точки зрения министерства: от нас требуют, чтобы мы включали в планы точные цифры. Но это создаёт негативных последствий больше, чем позитивных. И вот почему: количественные параметры чаще всего никак не связаны с реальными результатами научной деятельности. Количественные показатели, к повышению которых мы обязаны стремиться, порой вынуждают нас работать в ущерб качеству. А качество трудно спланировать, тем более в гуманитарной науке: что ты найдёшь в архиве, сколько, каким будет результат работы, какой объём публикаций ты сможешь выдать?

И ещё одна проблема. Известно, что самые главные результаты научной деятельности историков заключены в монографиях, но министерство не считает монографию важным результатом научной деятельности. Я знаю, что и в вузах уже прошла эта перестройка, и вся система стимулирования нацелена на количественные результаты, а качественные уходят на второй план. Это огромная проблема, которая лежит тяжкими гирями на всей науке, и на гуманитарной в том числе.

Другая проблема — отсутствие в планировании баланса между фундаментальной наукой и прикладной. Как я уже говорил, наша главная задача — фундаментальная наука. Это прописано в госзадании, и только на это поступают финансы. Что же касается популяризации научной деятельности, то система финансирования её никак не стимулирует. И вся система грантов тоже ориентирована в основном на поддержку фундаментальных исследований. Есть небольшие конкурсы, направленные на стимулирование краеведческих исследований, но они настолько незначительны, что существенно не влияют на нашу деятельность. В то же время очень важно формировать локальную идентичность, пропагандировать локальную историю и привлекать к этому молодое поколение. Речь об истории малых пространств, малых городов, сельской местности. Должна быть история не только древняя, многовековая, а недавняя, последних десятилетий — история о том, как формировался район, жилищный массив, где и какие известные люди были в обозримом пространстве.

Следующая проблема, которую можно было бы обозначить, скорее проблема самих учёных и преподавателей вузов. Профессиональное научное сообщество в основном не умеет говорить с молодёжью тем языком, к которому она привыкла, поэтому часто научно-популярное знание мало востребовано. Мы можем переживать, что работаем с тем молодым поколением, которое разучилось большие книжки читать, но это факт — для сегодняшних школьников и студентов знание должно вмещаться в пространство экрана телефона. Существует много новых форматов и востребованных новых продуктов, которыми мы не владеем. И немногие историки умеют переводить на современный язык научные знания. Это объективная реальность.

Сейчас музейщики занялись этим вопросом, а историки могли бы во многом им помочь в качестве консультантов. Создание такого рода музеев — одна из неотложных задач, нельзя допустить, чтобы эта повседневность ушла от нас. Если говорить о рубеже XIX-XX веков, то даже в антикварных лавках предметов этого времени уже осталось немного, а вот повседневность предметов 50-60-летней давности ещё в достатке. Музейщики и историки могли бы совместно много сделать, чтобы сохранить её — собрать документы, материальные ценности, агитировать людей не выбрасывать их на помойку, а сохранить, чтобы потом экспонировать. Кстати, нам и выставочных пространств не хватает, и это тоже проблема.

— Что нужно сделать, чтобы историческая наука в России развивалась более эффективно?

— Задач много. Вузовская и академическая историческая наука тесно связана со множеством институций — не только с музеями, но и с архивами, библиотеками. Библиотеки сделали большой шаг по оцифровке материалов и выкладыванию их в открытый доступ. Это большая экономия времени, потому что часть задач, которые мы решали в командировках, теперь легко решить, не выходя из дома.

Что же касается архивов, их доступности, то за десятилетия ситуация принципиально не изменилась. Где-то даже наоборот — сложнее теперь получить доступ к тому, что было открыто в 90-е годы. Не секрет, что и архивных работников не хватает, и средств для оцифровки недостаточно, и с размещением в открытый доступ не всё гладко. Решение всех этих проблем существенным образом стимулировало бы работу историков.

Ещё необходимо дать определённую творческую свободу людям нашей профессии, ведь историки — это коллективный эксперт и коллективный создатель представлений общества о прошлом. Важно поддержать профессионалов, в том числе и с помощью финансирования, а не указывать, в каком ракурсе им следует описывать прошлое. Если общество доверяет своим экспертам, то надо создавать им комфортные условия для свободного творчества, а уж историки должны держать руку на пульсе и работать с учётом достижений интенсивно развивающейся в последние десятилетия мировой научной мысли.