Осторожно, СМИ!

Ресурс объективности или манипуляции

Палиева: Сейчас в СМИ идёт очень много негатива о Сибирском федеральном университете. Просто место у нас бойкое, находимся на перекрёстке многих интересов. И у меня студенты попадают в очень сложную ситуацию. С одной стороны, они работают в штате СМИ, например, региональных приложений «Московского комсомольца» и «Комсомольской правды», поэтому смело берутся за критический материал, отражающий наши университетские проблемы. Но не всегда у них хватает мужества пойти на реальную встречу с тем же проректором или другими официальными лицами, которые в этой проблеме компетентны. И тогда, конечно же, несуразные публикации возникают, написанные руками наших же студентов. Они говорят: «Это формат». Но формат форматом, а понимать надо, за что отвечает руководство университета, а за что нет.

Буренко: Все согласятся, что СМИ сейчас не совсем объективно преподносят информацию… Всегда ли они делают это специально? На мой взгляд, не всегда. Очевидно, что источником новостей являются пресс-службы, выдающие информацию в выгодном, интересном для компании формате. Кроме того, в отдельных случаях пресс-службы часто ограничивают доступ к информации. Ещё одна причина снижения объективности — мощный информационный поток. Новости возникают и умирают настолько быстро, что журналисту подчас не хватает времени, чтобы объективно и полно разобраться в картине случившегося и полно её представить. Поэтому к проблеме объективности СМИ, наверное, стоит относиться как к временной данности.

Исаев: А объективность бывает вообще?

Болотов: Наши материалы, в которых есть столкновение позиций, например, «Норникеля» и «РУСАЛа», вызывают с обеих сторон упрёки в том, что мы продались и тем, и другим, хотя мы честно пытались разобраться...

Палиева: Реакция на информацию очень важна. Хотя часто материалы в СМИ, даже широко обсуждаемые, просто игнорируют. По типу: собака лает — караван идёт.

Болотов: Зачастую властные структуры так и работают со СМИ.

Зорин: На недавнем форуме региональных СМИ «Енисей.РФ» отмечалось, что журналистика утрачивает информирующую функцию, потому что Интернет, блоги или какие-то прямые коммуникации между пресс-службой и аудиторией быстрее доносят информацию. И журналист уже «догоняет» новость. Может, стоит заниматься аналитикой, объяснять причины, а не информировать — люди и так всё быстро узнают.

Ещё один аспект — позиция журналистов. Недавно прошло совещание Агентства по печати и массовым коммуникациям с редакторами подведомственных районных газет. Николай ГЛУШКОВ обозначил важную проблему: информации о деятельности краевой власти
вроде бы достаточно, газеты жалуются, что им не нужны дополнительные полосы с отчётами о работе депутатов. Но на местах люди часто не знают об элементарных вещах, а журналисты не догадываются использовать свою позицию для элементарного выживания: собрать вопросы от читателей и адресовать их министру, например. Ведь у их аудитории это вызовет несомненный интерес.

Исаев: Мне кажется, что объективность в представлении ситуации и заключается в том, что на одну и ту же тему пишут и молодые журналисты с незначительной подготовкой, и имеющие 20-летний опыт работы, и те, у кого позиции противоположные. В итоге получается объективная в принципе картина, если собрать всё, что на данную тему написано. То же самое и с освещением в СМИ Сибирского федерального университета. Есть проблема с рощей — о ней пишут. Есть миллиардное финансирование — задают вопросы, куда оно идёт. Есть зависть к университету других сибирских регионов — и это обозначено. А в целом вырисовывается прорывной проект, который о федеральных университетах заставил говорить. Мне кажется, на таких серьёзных, глобальных темах журналисты должны формировать свою гражданскую позицию, а вместе с этим — гражданское общество.

Мы говорили о том, что информационный поток отодвинет традиционные СМИ, и мы перейдём на аналитику. Я так не считаю.

Доверие к печатному слову, к телевидению, определённое доверие к Интернет-агентствам, которые давно работают, — это всё-таки большого стоит. Читаем блог — а там мысли какого-то человека, который встал не с той ноги и ляпнул какую-то чушь.

Палиева: Я бы даже сказала, что и потока большого нет. Висят и висят в Интернете. Всё одно и то же — как будто ничего и не происходит существенного.

Зорин: Наши студенты разбирали информационную войну в СМИ, когда был конфликт в Грузии. Содержательно действительно мало что меняется, но было установлено, что за сутки выдавалось столько сообщений, что физически ни один человек не смог бы это даже прочитать и воспринять.

Исаев: Хороший пример с Грузией. Я следил за ситуацией из Малайзии. Было три канала — BBC, CNN и «Вести» (2-й канал). Когда посмотришь всё, ситуация становится понятна.

Болотов: Количество людей, готовых, как Виктор Генрихович, воспринимать информацию из разных источников, очень ограниченно. Большинство склонно выбрать себе какой-то канал вечером у телевизора, либо всё читать в твиттере, либо, если ему нравится форум «Реклама-мама», он туда будет каждое утро заходить и там всё получать, ну плюс-минус ещё какие-то источники.

У нас есть связка — сайт «Дела.ру» и форум «Реклама-мама». Человек может почитать статьи и новости на нашем сайте и обсудить их на форуме. Изначально на форум людей заходило на порядок больше, но со временем «Дела.ру» в какие-то дни стали обгонять по посещаемости форум. Всё зависит от того, как подавать. Для нас самих это было несколько странно. Ведь «Реклама-мама» для многих красноярских журналистов и СМИшников — первая страничка. Смотрят слухи, новости. Но те материалы, которые мы публикуем, периодически перетягивают читателя. Я не представляю этих людей до конца, но есть, видимо, в Красноярске какое-то определённое количество тех, кому это нужно.

Хлебников: Источников масса — лояльных к власти, оппозиционных власти. При желании всегда можно объективную картину, как человек её понимает, для себя составить. У нас государственная газета — учредитель губернатор края и Законодательное Собрание.
Конечно, у нас регулярно есть проблемные материалы. Однако мы всегда показываем позицию исполнительной и законодательной власти по отношению к этой проблеме. Наш лозунг: «Критикуешь — предлагай!».

Жигалова: Тогда возникает закономерный вопрос: всегда ли оппозиционное издание, лишённое финансовой поддержки государства, говорит самую что ни на есть правду?

Комарицын: Свободная пресса не всегда говорит правду. Но именно у неё, а не у государственной прессы, есть такая возможность. Поэтому в западной традиции её роль оценивают известным выражением — «цепной пёс демократии». То есть это инструмент, который не только позволяет обществу оценивать власть, но и влиять на все процессы, политические в том числе. По своей природе средства массовой информации не могут быть связаны с властью. Я сейчас не говорю о государственных СМИ — это особая тема. Пресса вообще — инструмент общества. Чем меньше политическое общество, то есть государство, и больше гражданское — тем лучше. И инструменты здесь известные: выборы, плюрализм, партии, общественные организации, гражданские инициативы, так далее. И не в последнюю очередь — свободная пресса.

Заработки не пахнут?

Жигалова: Я расскажу провокационную историю о свободной прессе. Недавно был такой визит одной газеты. Открытым текстом нам заявили: мы как представители свободной прессы готовы писать о вас хорошие вещи, но это для вас чревато расходами. Подобное случалось и у других пресс-служб, в том числе, органов власти (в этом случае визитёры рассчитывают на поддержку при проведении тендеров). Опять же из моего опыта: не только отдельные СМИ, но и некоторые журналисты используют «трибуну публицистики» для сведения счётов или как способ достичь желаемого. Одному журналисту (не студенту) не дали место в студенческом общежитии; у другого супруга не может сдать сессию. В результате — критический материал, построенный на домыслах и слухах.

Комарицын: Это специфика нашей российской ситуации. Всеволод БОГДАНОВ, председатель Союза журналистов, когда-то давно, лет 10-12 назад, сказал замечательную фразу: «И денег возьмут, и правду скажут». У нас есть аффилированные с олигархами СМИ, есть СМИ, которые в значительной мере существуют за счёт бюджета, есть «свободные», то есть принадлежащие менеджменту. Рекламный рынок, который мог бы дать определённую свободу, развит у нас плохо. Поэтому возникают другие формы выживания — всевозможные контракты с крупными компаниями, так называемое информационное обслуживание, хотя всё это напрямую запрещено законом о СМИ. Там написано, что нельзя ставить рекламу под видом авторских или редакционных материалов. Но эта практика существует, и это один из основных финансовых источников СМИ. Не берусь осуждать коллег. Но одно дело предложить «писать хорошие вещи», совсем другое — шантажировать: денег не дадите — напишем плохо.

Зорин: Почему-то принято считать, что такая ситуация только у нас в России. Западные исследователи отмечают, что в 70-е годы, когда финансирование BBC было полностью государственным, критических замечаний в адрес власти на канале было гораздо больше, чем сейчас, когда они стали частично зарабатывать деньги. Сейчас они менее критичны, более лояльны к рекламодателю — ну то же самое, что и у нас.

Комарицын: Объективных СМИ нет и быть не может. На Западе в том числе. Когда Владимир Познер работал на американском CBS и сказал по поводу «Дженерал Моторс» (а это был главный рекламодатель канала) простую фразу: «Лучше бы не японцев критиковали, а сами лучше работали», — с ним просто разорвали контракт назавтра. Более того, американское телевидение как место работы теперь закрыто для Познера. Спонсор ничуть не лучше цензора.

Исаев: Наше агентство и начиналось как абсолютно независимое, и пытаемся быть до сих пор равноудалёнными от различных точек зрения. Что касается лояльной к власти и олигархам прессы — это всегда будет, особенно в региональной журналистике.

Если в Москве есть рекламный рынок, мировые бренды, то в регионах рынка фактически нет, поэтому приходится работать по каким-то проектам, спецзаказам. А здесь прослеживается явная аффилированность.

Например, когда отмечается 400 лет Туруханскому району — вы же не будете показывать ржавые бочки на берегу Енисея. Будете рассказывать об истории, о достижениях. Это часть правды, но её тоже надо показывать, над этим работать. Нет ничего страшного в том, что СМИ как-то зарабатывают. Важно, чтобы это не переходило грань.

Болотов: Рекламный рынок есть какой-никакой — иначе бы у нас вообще не было ни одного издания…

Комарицын: Просто изданий безумно много… Зинаида Ивановна подтвердит, что в советские времена в Красноярском крае было 557 журналистов. Это всех — в крае, в городе, в районных газетах.

Палиева: И все друг друга знали…

Комарицын: Сейчас в этой сфере, только в городе Красноярске около 33 000 человек. Я их не знаю, этих людей. Когда было пятьсот человек, тогда и отношение было другое к профессии. Конечно, в сравнении с соседями, тем же Кемерово, у нас очень качественное телевидение. Но при этом журналисты, работающие на красноярских каналах, абсолютно безграмотные — они русского языка не знают, говорят «одевать» вместо «надевать», путают факты, фамилии.

На мой взгляд, профессии журналиста, какой она была раньше, сейчас нет. Что делать — некоторые профессии умирают. У Вампилова есть рассказ про метранпажа. Кто это такой?

Палиева: Метранпажа в отличие от метросексуала студенты уже не различают.

Комарицын: Когда появились мыльницы, начали исчезать фотографы в салонах: нет потребности в бытовой фотографии. То же самое происходит с журналистикой. У нас есть блоги, куда в день заходит 300-400 тыс. человек. С этим никакое
издание не сравнится.

Виртуальный конкурент

Комарицын: На сегодняшний день единственный инструмент гражданского общества в области СМИ — это Интернет. Пресса, ни электронная, ни печатная, этим инструментом не является.

Палиева: Англичане надеются, Сергей Гурьевич, что им будут подавать не только кофе и овсянку, но и газету с утра. Традиционное всё останется.

Комарицын: У них традиция совершенно другая. В США в графствах у газет (это по-нашему районки) тиражи по 300 000. У них федеральных газет нет. Кроме USA Today — искусственной газеты. Но все региональные — тиражные. В Европе также привыкли читать одну-две газеты.

Мы используем одинаковые слова: выборы, партия, пресса, но у нас это совсем не то, что есть в Европе. Наши выборы и наши партии, наш парламент — это совсем другое… И наша журналистика. Кстати, я считаю, что огромный вред красноярской журналистике нанесли те каналы, которые с первого курса забирали студентов на телевидение, и у них сразу сносило крышу.

Палиева: Те, кого они брали, сделали прекрасную карьеру журналистскую… Хотя, конечно, коммерциализация вуза не даёт возможности поштучной подготовки. Когда я пришла в университет, было шесть студентов. А сегодня каждый год мы выпускаем 90 человек.

Исаев: Значит, не умирает профессия. Если великая страна Советский Союз могла обеспечить зарплатой 557 журналистов, то сейчас плохая разваливающаяся Россия только у нас обеспечивает 33 000. И все какой-то хлеб едят, что-то делают.

Комарицын: Лучше бы они этого не делали. У нас перебор бесспорный в городе Красноярске — семь или восемь каналов с местными новостями. Даже в Москве нет такого, и нам не нужно столько.

Зорин: Телевидение, как и бумажная пресса, тоже умирает и теряет аудиторию стремительно.

Комарицын: Очевидно, что аудитория перемещается в Интернет… Нет больше метранпажа.

Конечно, если говорить об объективности — и Интернет покупается, но это уже две разные проблемы. СМИ у нас являются просто инструментом существующей системы, и не важно, принадлежат они олигархам или государству или якобы считаются независимыми. Покажите мне хоть одну независимую газету или агентство. Есть некоторые, от которых ничего не зависит. Но уши из всего торчат.

Многие, наверное, знают Максима Фейтельберга, красноярского журналиста и режиссёра, который работает сейчас в Москве. Он мне написал в «Одноклассниках» по поводу своего фильма «Москва, которую мы потеряли». Он сделал его 5 лет назад, но фильм запретили, он не мог появиться тогда. Но как только начали мочить Лужкова, фильм показали. Максим пишет: слушай, как противно, что меня используют в этой антилужковской кампании. Хотя сам фильм хороший. То же по Лукашенко. НТВ — это телевидение, напрямую независимое, но совершенно понятно, что это инструмент государственной политики. Глупости, которые они делают, это глупости, которые делают в Кремле. Такие СМИ никаким инструментом гражданского общества не являются.

Всё, что было когда-то завоёвано ценой распада Советского Союза, всё это потеряно — нет выборов губернаторов, глав мест­ного самоуправления, нет самой свободной прессы, которая была при Горбачёве.

Что дальше будет со СМИ — это проблема больше технологическая. И проблема вымирания некоторых поколений — мы ещё будем цепляться за бумажные носители, а те, кто живёт только в Интернете, уже не читают газет.

Болотов: Хоть Сергей Гурьевич и говорит, что нет независимых СМИ, я, пожалуй, ляпнул бы, что мы независимы. Объясню, что я понимаю под независимостью. Есть три позиции: зависимость от государства, когда пресса открыто говорит, что существует на государственные деньги. Есть большие корпорации, те самые олигархи. Третья позиция — работа с коммерческим рынком рекламы, то есть если ты хочешь сказать хоть что-то сам и свободно, научись зарабатывать деньги. И это зарабатывание на клиентах даёт возможность в другой части издания говорить независимые вещи.

Жигалова: Зарабатывать — это размещать баннер, или размещать идеологические материалы под видом новостей? Например, ещё несколько лет назад на нашем телевидении существовало негласное правило: новости — позиция непродаваемая. Но так как именно сюжет в новостях — самая востребованная часть эфира, то каналы идут навстречу пожеланиям рекламодателей и …продают?

Болотов: Здесь могут быть крайности. Первая — когда есть жёсткая стена между рекламным отделом и редакцией. То есть рекламный отдел продаёт площади издания и не ходит к журналистам, которые пишут, что хотят. Конечно, через эту стену всё равно что-то перетекает, так как мы вынуждены фильтровать разговор о своих клиентах.

Другая крайняя позиция — когда продаётся всё. Не выходит номер, пока не продана последняя запятая. Первую позицию пытались реализовывать в «Деловом квартале» (это екатеринбургский холдинг, они независимы в Красноярске). Из изданий, которые продаются на корню, уже можно назвать умерших — допустим, «Экономическое обозрение» или «Миллион».

Мы, естественно, зарабатываем. Собственник, редактор всегда знает, где в изданиях джинса, где прямая реклама, где независимый материал. Балансируем на этой грани…

Жигалова: Как отличить, если я обычный читатель…

Болотов: Люди всегда будут думать, что это джинса, даже если написано не за деньги.

Зорин: А нужна ли самому конечному потребителю объективная информация? В нашей стране очень любят бесплатное, за тот же софт мы не очень-то хотим платить. При этом производство информации каких-то денег стоит, и если нет рекламы, то хотя бы с помощью подписки это нужно окупать. А у нас не так много людей, которые за информацию готовы платить. И это в целом мировая тенденция. Из действительно объективных агентств можно, наверное, назвать агентство Reuters. Но стоимость подписки такова, что обычному человеку просто не потребуется эта объективная информация.

Болотов: Давайте ближе к Красноярску. Никогда подписка у нас не окупит зарплаты персонала. Экономика наших региональных изданий, к сожалению, такова, что, не получая субсидий государства, не заключив большой рекламный контракт с какой-то партнёрской конторой, мы просто не выживем. Я ещё раз повторю: хочешь говорить свободно — научись зарабатывать деньги.

Комарицын: Себестоимость — одна из причин, почему старая пресса уходит. Интернет — это оптимизация. И, кстати, там есть интерактивность, возможность высказаться всем, кто этого хочет, сразу и мгновенно. В этом смысле Интернет значительно объективней, чем другие СМИ. С другой стороны — так ли это? Одно агентство проанализировало все упоминания «Единой России» в блогах и на форумах. 97% — критические высказывания. В жизни же мы видим совершенно другое — половина населения голосует за эту партию. То есть, казалось бы, вот свобода и объективность; но это не отражение того, что есть в реальности.

Палиева: Общество живёт само по себе, а сообщество тем более.

Резюме

Комарицын: Говорить отдельно об институте СМИ, об объективности, непродажности и коррупционности невозможно вне контекста всей общественно-политической ситуации, которая есть. Как невозможен коммунизм в отдельно взятой квартире, так же не может быть свободных, некоррумпированных СМИ в несвободном, коррумпированном обществе. С чего власть и СМИ должны бороться с коррупцией, если они в этом участвуют и сами коррупционны?
Сейчас политические решения становятся всё жёстче, и как следствие — все эти потери былых завоеваний. Например, теперь уже наш земляк, житель Красноярского края, Михаил Прохоров предлагает сделать 12-часовой рабочий день. Два века назад воевали за 8-часовой, теперь вновь людей воспринимают лишь в качестве рабов. Налицо отсутствие какой-либо общественной дискуссии, политических партий, прав на референдум, которые у нас отняли, хотя это впрямую противоречит Конституции. Имеющийся институт средств массовой информации соответствует этому порядку. И в ближайшее время он вряд ли будет инструментом демократии, свободы и т.д. — тем, что понималось под прессой раньше.

Буренко: У меня впечатление, что всё не так плохо. На своем опыте работы в Фанпарке убедилась, что вполне возможно выстроить нормальные, конструктивные отношения с большинством СМИ города и края в формате паблисити. Сначала у них было отношение: вы дайте денег, тогда мы про вас хорошо напишем. Но когда удалось доказать, что Фанпарк может быть поставщиком качественных новостей, оперативной информации, возникли нормальные рабочие отношения. Поэтому считаю, что СМИ — всё же рабочий, необходимый обществу инструмент. Газеты, телеканалы, Интернет-сайты остаются площадками для обсуждения различных, в том числе «горячих» для власти или общества тем. И это вызывает интерес: не просто обсуждение в блогах (как на кухне), а предоставление аналитики, разбор полётов, обсуждение позиций разных сторон. Я считаю, что журналистская профессия не умирает, а трансформируется.

Хлебников: Мы достаточно активно сотрудничаем с Гражданской ассамблеей Красноярского края. Участвуем в совещаниях, выездных заседаниях, рабочих группах. Недавно позвонили оттуда и попросили сделать подборку материалов, которые выходили о них в нашей газете в течение года. Оказывается, они проводят конкурс на лучший материал. Я спросил: «А заявок много?». Человек грустно рассмеялся: «Вы единственные, кто о нашей работе пишет». Это показатель желания большинства СМИ освещать эту тему.

Жигалова: Рынок СМИ меняется, скукоживается как шагреневая кожа, но неоднородно. Печатные СМИ практически не в состоянии выжить без внешней поддержки. Цифровое вещание вытесняет аналоговое. Интернет берёт на себя информирующую функцию. Все эти изменения закономерны, но неизменным должно оставаться одно — работа на читателя. Информирование, осмысление проблем, а не манипулирование в пользу того, кто в состоянии заплатить за это. Мне безумно симпатичны СМИ, которые придерживаются взвешенной позиции. Пусть они критикуют мою любимую организацию, но пусть это будет без продажного надрыва. Я, как представитель пресс-службы, была бы рада общаться и на острые темы, если журналист готов и хочет сказать правду. Очень хотелось бы, чтобы профессиональный стержень у представителей наших СМИ остался.

Зорин: Он останется, потому что журналисты уже чувствуют конкуренцию со стороны тех же блоггеров. Для районных и городских СМИ уже встал вопрос о выживании — либо меняться как-то и действительно взвешенно освещать разные позиции, либо отмирать за нена-
добностью.

Палиева: Журналистика, безусловно, меняется, трансформируется. Всегда останется и информационная часть, и средство информации, но сама журналистика больше становится средством коммуникации. И лично меня это радует. Ещё 15 лет назад, когда я создавала кафедру, то понимала, что учить надо коммуникативной культуре, её действительно не достаёт.

Сергей Гурьевич молодец со своей прямолинейностью; когда он приходит на встречи со студентами, у нас ажиотаж. Например, был разговор на тему: чем отличается пиарщик от журналиста? Студентов поразили его слова: «Пиарщики признаются, что служат хозяину и говорят неправду, а журналисты говорят, что пишут правду, но на самом деле тоже врут». У него конечно, крайняя позиция, но она тоже нужна, чтобы разглядеть болячки. В целом ситуация не такая ужасная — просто надо развиваться. Шесть лет назад в МГУ на конференции перед преподавателями выступал специалист по цифре и сказал: «Имейте в виду, что всё, чему вы учились и учите, завтра уже никому не понадобится». Его спросили, а чему же учить? И он ответил: «Это никому не известно». И добавил: «Развивайте общие творческие способности — креативные люди понадобятся везде». Поэтому наша задача традиционная: готовить интересных ребят — читающих, грамотных, интересующихся, ничего не боящихся, знающих языки. Пусть креативные люди — это 10 из 100. Но и не надо всех делать креативными. Я верю в самоорганизацию такой сложной системы, как общество. А мы должны успевать за технологическими изменениями и быть на полшага впереди. Думаю, скоро мы будем говорить не просто журналист, а «медиа-специалист» с широким профилем, способный работать в любом месте.

Болотов: Не надо иметь иллюзий по поводу Интернета — он не будет строить никакое гражданское общество хотя бы потому, что он очень разный. Он будет таким, какие люди туда придут. Там есть и умные, и чест­ные, хотя пока гораздо больше сумасшедших, выплеск которых часто воспринимается за некую правду и построение гражданского общества. По поводу блогов я бы тоже иллюзий не строил, потому что субъективизм, заложенный в блоге изначально, в принципе отличается от журналистской работы с информацией. Блоггер никогда не будет работать с фактом, как журналист, и пытаться найти объективную точку зрения.

Что касается выбивания денег из пресс-служб… На самом деле, если они знают, чем зацепить СМИ, всегда смогут получить материал и без денег. То, что для этого «необходимо» — эксклюзив, фактаж, быстрый комментарий, способность ответить на любые поставленные вопросы — будет, кстати, и читателям интересно.

Для той журналистики, которой я занимаюсь, креативность, как её сейчас принято понимать, не нужна. Нужны аналитическое мышление, общая эрудированность, способность делать самостоятельные выводы и трудолюбие. Такие студенты были и есть, они прекрасно работают в СМИ после вуза.

Исаев: Сергей Гурьевич со свойственным ему оптимизмом обрисовал прекрасную картину апокалипсиса. Хочется напомнить, что мы живём давно и помним другие апокалипсисы. Кто, в конце концов, вытащил из них общество, и страну, и либеральную нашу демократию? Это были именно журналисты, публицисты, статьями которых вся страна зачитывалась… Сейчас нам, может, повезло, а может — нет, что у нас сильная власть. А будет когда-то слабая, и тогда всё изменится, и нужно быть готовым нашему журналистскому сообществу снова обратиться к обществу со своими идеями, ценностями, призывами. А пока ситуация не позволяет — поступать так, как все гениальные люди: Дали уехал в Америку зарабатывать деньги, а потом вернулся и делал всё, что хотел. И мы знаем не того Дали, который рисовал в Америке портреты на заказ, а того, кто в своё удовольствие говорил правду об искусстве.

СФ