— Извините, я заставляю вас ждать. Будто звезда шоу-бизнеса! — смеётся Валентина Александровна. — Однажды, знаете, встретилась случайно с певцом Николаем РАСТОРГУЕВЫМ в аэропорту. Поклонники берут автографы, а я спокойно стою рядом. Он смотрит на меня вопросительно, а я и говорю: «Вам автограф дать? Знаете, сколько приходится расписываться в зачётках?». Посмеялись.
В её небольшом кабинете по-домашнему уютно. Студенты частенько забегают на кафедру сварить кофе и «побаловаться плюшками». Здесь есть даже свой «банк» — берестяная копилка, вложения в которую попадают исключительно с целью «к чаю».
— Валентина Александровна, у вас многогранная научная карьера. Но каждый путь начинается с первого шага…
— Мои родители не были учёными: папа закончил техникум по специальности «металлургия», мамино образование прервалось после 7 класса, когда началась война, и мама пошла работать в типографию. Но родители были уверенные в себе люди и талантливые в науке воспитания: всегда внушали нам, детям, что мы всё можем, и это помогло реализоваться. Мой брат — главврач, сестра — успешный журналист, я — учёный. И папа, и мама в жизни и работе были изобретатели и нас учили нестандартным подходам. Возможно, отсюда и мой интерес к науке.
В школе я была круглой отличницей, всегда выделялась, побеждала в олимпиадах. Часто рассказываю историю о том, что в 5 классе по собственной ошибке попала вместо олимпиады по математике на олимпиаду по физике. И неожиданно заняла 1 место.
— Так в 5 классе ещё нет физики…
— Да, но мы тогда все увлекались книгами Ю. Перельмана «Занимательная физика» и многое знали. Сегодня в школе такому учебному парадоксу порадовались бы, но во времена СССР относительно 1-го места сказали — «не положено»...
По обидному стечению обстоятельств золотую медаль я не получила, но это сыграло на руку моей научной карьере! Вместо матфака МГУ я «назло всем» поступила в Новосибирский государственный университет, куда в то время было поступить сложнее, чем в МГУ, и где не любили медалистов. С этого начался важный этап — погружение в науку. В 70-е научная жизнь в новосибирском Академгородке была «на взлёте». Физика, математика, биология, английский — всему этому нас учили на факультете естественных наук. Важным было и то, что преподаватели в НГУ с самого 1 курса внушали нам, что мы — элита, мы талантливы и можем решать любые задачи. Профессора знали не только имя и фамилию студента, но и то, чем он живет. Отсюда естественным образом выходили дружеские отношения: с нашими преподавателями мы ходили в походы, приглашали их в гости и на свадьбы.
— Вы вышли замуж студенткой и на 2 курсе родили дочь. Это не положило конец учёбе?
— Взять «академ» я не могла: родители бы не поняли. Поэтому с дочерью мы «учились» вместе: пока я и молодой папа сидели на лекции, коляска стояла под окном. Я за ней следила, выбегала покормить ребёнка… Рождение Кати очень помогло мне в карьере, я вынуждена была научиться грамотно организовывать своё время. Нельзя было распыляться на незначительное, приходилось всё время расписывать по минутам. С таким семейным опытом пришло и ещё одно ценное качество — умение быстро «включаться» в работу. Готовишься к экзамену, покормил дочь, и снова — за книги. Да, отдыха было мало… Но кто в молодости живёт спокойно? Знаете, как ни парадоксально, когда человек очень загружен, он больше успевает и, главное, ничуть не страдает от этого, а только становится более успешным, наполняет свою жизнь.
— Но ведь кого-то трудности могут и сломать?
— Всё зависит от того, как к трудностям относиться. Меня родители с детства учили находить положительное во всём, что со мной происходит, так сказать «интерпретировать факты в свою пользу» и забывать плохое, неудачи.
Например, у окружающих меня коллег складывается впечатление, что все мои проекты выигрывают гранты. Сейчас, конечно, процент выигрыша очень высок, но были времена, когда ничего не получалось. И важно было не фиксироваться на этом. Просто если случается такая неудача — я сразу забываю о ней.
Человек растёт, преодолевая трудности. Когда мы с мужем только переехали в Красноярск, мы были одними из первых биохимиков в городе. Впереди большие программы и исследования, хорошее оборудование, финансирование… Зарплата была маленькой, но зато мы имели возможность заниматься наукой! Мне кажется, переезд стал ещё одним поворотным пунктом в жизни. Когда я вырвалась из насиженного гнезда, уехала оттуда, где меня знали и любили, то стала более самостоятельной. Большая ответственность, с которой в Красноярске пришлось столкнуться лоб в лоб, заставила по-настоящему напрячься и работать. И забавно, но я одна из первых среди однокурсников защитила кандидатскую, а потом и докторскую диссертации, хотя начинала с нуля.
В сложных жизненных ситуациях очень помогает уверенность, внушённая тебе с детства и в университете: «ты можешь всё».
— У вас своя модель подготовки специалистов. Каковы её основные принципы?
— Самое простое, но и самое важное — любить тех, кого учишь. Да, на первый курс абитуриенты приходят разные: у одного не хватает знаний по математике, у второго — по физике и т.д. Но важно, что есть желание учиться, заниматься наукой. Как говорят — «мотивация».
Наши студенты хотят учиться, им нравится университетская обстановка, они прекрасно понимают, какие есть карьерные перспективы. Первые два года ребятам, конечно, очень трудно, но к третьему они «выравниваются», а на пятом курсе очень редко про нашего студента можно сказать — «слабенький».
У нас на кафедре доброжелательная обстановка. Студент знает, что он может прийти с нерешённым вопросом в учёбе или с личной проблемой, и его всегда выслушают и постараются помочь. Мне иногда говорят, что я ношусь со своими студентами «как с детским садом», но мне кажется, что это и правильно. Преподаватель должен знать тех, в кого он вкладывает свои силы. Студенты приходят на кафедру просто пообщаться, поговорить, рассказать о себе. Вместе мы делаем новогодние праздники и прочее. Если 1, 2 курсы ещё стесняются, то 5 курс — это уже научная семья, студенты — свои люди на кафедре, приходят как к себе домой.
Плюс ещё и в том, что у нас работают профессионалы мирового уровня, которые своим примером показывают, как можно быть успешным в науке. В США такая практика называется «История успеха». Я работала в Образовательной программе космического агентства НАСА для одарённых студентов США и Канады. Для них была устроена встреча с космонавтом, который рассказывал о том, как он достиг успеха, а начинал таким же, как они, «сопливым подростком». Одно из моих популярных обращений к студентам начинается: «Приятно, что вы пока такие глупые и неопытные, какими и мы были когда-то…..»
Я верю, что каждый студент талантлив. Бывают те, кого не доучили или кто сам не доучился. А физики, математики, биологи вообще кажутся мне героями, потому что специальности, которые они сознательно выбрали — очень сложные! Сейчас годы демографического «провала» проходят, и снова начнётся научный «бум» поступления на эти «профессии будущего», что не может не радовать!
— Что лично для вас самое сложное в работе со студентами?
— Не хватает времени. Дел становится всё больше, а времени в сутках не прибавляется… Но преподавательская деятельность даёт мне здоровое ощущение самореализации. Радуешься каждому талантливому студенту, тому, что он поднялся на ступеньку выше, чем ты. Как в одном моём стихотворении: «…пусть нас поддерживает вера, что аспиранты лучше нас…». Это здоровый эгоизм, когда создаёшь себе комфортную профессиональную среду, имея на кафедре и в разных уголках мира своих учеников.
— Чем научная деятельность может быть интересна для молодых людей?
— Знаете, чем отличается занятие наукой? Тем, что вы никогда не найдёте окончательных ответов на поставленные вопросы. Учёный всегда решает нерешаемую задачу. Понять, как работает тот или иной прибор, как устроен человеческий мозг — это всегда открытые вопросы, которые требуют постоянного изучения. Поэтому занятие наукой — особая деятельность, от которой нужно получать удовольствие, это определённый образ жизни. Не все на это способны. Потому что поиск, нерешённые вопросы создают для человека некомфортную ситуацию: хочешь — и не получается, ответил на один вопрос — за ним ещё миллион!
— То есть у учёного особый темперамент?
— Да, человека в постоянном поиске. Нужно обладать особенным трудолюбием и даже крепкой психикой. Потому что ты затратишь уйму времени на исследовательскую работу — а сделаешь открытие с приставкой «микро». Окружение, которое находится вне научного контекста, может и не заметить и не оценить проделанную тобой работу. А надо идти дальше. Я очень долго занимаюсь изучением механизмов свечения живых организмов и созданием новых биолюминесцентных биосенсоров. Многие работы, сделанные и давно даже опубликованные, только сейчас становятся интересны другим «биолюминесценщикам». Новая идея, как правило, «доходит» до научного сообщества спустя 10-15 лет…
На кафедру заходят аспирант Иван и студент Артур, обсуждают какие-то исследования на непонятном мне «языке». Пока выдалась минутка, решаю снова согреть чаю.
— Главное в науке — ощущение дискомфорта, — возвращается к беседе Валентина Александровна. — Как ни парадоксально, в поэзии — то же самое! Я со школы пишу стихи и знаю об этом не понаслышке. Есть неспокойный импульс внутри — идут строчки. В детстве и юности все пишут стихи, и это связано с гормональным «любовным» фоном. А с возрастом поэты становятся прозаиками или вообще прекращают писать. Настоящие, живые стихи способны сочинять только те, кто с годами сохраняет чувство дискомфорта и творческого беспокойства внутри. Как, например, один из моих любимых поэтов — Белла Ахмадулина.
— У науки и поэзии одна творческая природа?
— И в поэзии, и в науке важно творчество. Кстати, творчество благоприятно сказывется на здоровье, и есть вероятность дольше прожить. Дело в том, что старение человека зависит от активности 7 генов, отвечающих за умственную деятельность.
— Вы считаете, человек до старости может генерировать идеи?
— Конечно! Опыт играет на руку умственной деятельности. Если раньше написание научной статьи занимало у меня два года, то сейчас — неделю. И если человек в возрасте занимается наукой, разучивает стихи, каждый год перерабатывает свои лекции, активно работает со студентами — он дольше проживёт. Вот некоторым кажется: зачем бабушки под старость лет учат иностранные языки и садятся за компьютеры? Потому что способность к обучению — это верный путь к долголетию!
— Как вы считаете, попытки правительства вложить больше средств в науку предотвратят «утечку мозгов»? Есть у российского учёного перспективы?
— Сегодня есть все основания для того, чтобы заниматься наукой в России. Есть замечательные места для научных исследований, где имеется и оборудование, и финансирование, и возможность выигрывать гранты. Такой «горячей» точкой является и СФУ, где сейчас достаточно оборудования для работы, выигрываются большие гранты на научные исследования. А так как в грантах активно участвуют и аспиранты, и магистры, и студенты, то это и хорошая материальная поддержка.
Я считаю, что самый универсальный и комфортный вариант, — это работать в своей стране и сотрудничать с иностранными учёными. Наука же сама по себе — вненациональное явление.
Я, например, являюсь почётным профессором университета Флориды, где мы разрабатываем датчики для определения стресса у растений в теплицах, предназначенных для Марса, чтобы управлять процессами выращивания в них растений с Земли.
— Вы работали в разных странах — США, Испании, Франции, Польше. Изменила ли вас работа в зарубежных вузах? Какие образовательные «фишки» у иностранных коллег вам показались интересными?
— По программе Фулбрайта я делала проект «Сравнительный анализ роли науки в образовании в университетах США и России». Мне, например, понравилась система «обучения по образцам». С первого курса за рубежом в буквальном смысле приучают к профессиональному ритму жизни, к умению правильно организовывать своё время, пользоваться опытом и знаниями профессионалов. Эту модель мы теперь применяем на кафедре биофизики. По успешным образцам учим студентов правильно писать заявки на гранты, статьи на английском языке, заниматься коммерциализацией своих исследований. В последние годы очень возросло количество именно студенческих публикаций! Когда молодые люди понимают, что при правильном подходе они могут у фондов получить финансирование на свои исследования, им это начинает страшно нравиться. Так и втягиваются в науку! Не оторвать потом.
В последнее время нам важно показать студентам, как поставить идею их исследования на коммерческие рельсы, получить возможность её воплощения в жизнь. К примеру, сейчас сформировались активно действующие группы студентов, имеющие свои коммерческие проекты. Одной из таких групп руководит студентка 3 курса Наталья Зайцева. Наташа отлично учится она прекрасный организатор. С командой они сделали альбом для раскрашивания «Энциклопедия светящихся организмов» для детей 7-10 лет. Сами написали доступный для детей текст, пригласили дизайнера. Уже нашёлся заказчик на этот альбом. Студенты постарше, во главе с Иваном Денисовым, занимаются разработкой портативного биолюминометра, который можно было бы носить с собой и проверять уровень токсичности продуктов, качество воды и пр. А ведь это студенческая работа!
— Какое своё достижение вы считаете самым важным?
— Наверное, создание нового направления — ферментативного биотестирования.
— Это найдёт выражение в каком-то амбициозном проекте?
— У нас их несколько. И даже поддержанные крупными грантами. О портативном биосенсоре я уже упоминала. В этом мы одни из первых в мире. Сейчас аттестовали методику измерения токсичности воды, доделаем прибор, запустим производство реагентов, и можно будет продавать продукт экологическим службам. На развитие идеи работает целый консорциум: это и кафедра, и две коммерческие фирмы, и зарубежные партнёры, и лаборатории. И это всё — современная наука.